Пьяным глазом глядят на меня
из глубинки рабоче-крестьянской:
огонек у ворот арестантской,
харя борова,
морда коня.
Рожи корчит в кроватке дитя.
В Левтолстовском районе дождя,
а в Иванотургеневском хлеба
ждут, уставившись в небо.
Если нужно, и я подожду.
Пока кровь на губах не обсохнет.
Пока мой супротивник не сдохнет.
Пока мой собутыльник не лопнет,
ибо пьет не бордо, но бурду.
В коверкотовом полупальто.
В остальном — ни ума, ни таланта.
В географии — Льежа и Нанта.
Горький с Кировым — все же не то.
* * *
Темные стекла
солнцезащитных очков
скрыли доподлинный смысл от врагов.
Лошадь издохла.
Пала корова.
Возле сарая на мокрый песок.
Около сложенных в штабель досок.
Снова — здорово.
Некого больше
конюху холить, доярке доить.
На самотек если дело пустить,
будет как в Польше.
* * *
В грозу собака рвется в бой
и ловит Илию за пятки.
С нее, с собаки, взятки гладки.
Чуть что — шерсть дыбом,
хвост трубой.
Мне остается палку взять
и поучить ее, покуда
не образумится, паскуда.
Не прекратит брехать.
На этот раз
я принужден задать ей перца,
чтобы она не ровен час
не закусала громовержца.
* * *
Мужик зарезал мужика.
В поселке городского типа
без цели расцветала липа,
без умысла текла река.
До некоторых пор она
покорно жернова вращала,
а нынче — терлась у причала.
Насквозь прозрачная.
До дна.
До донышка стакан допив,
его поставил я на столик,
как откровенный алкоголик
занюхав, но не закусив.
Мысль, посетившая меня,
мне показалась неуместной,
хоть любопытной, интересной —
что есть загадка бытия?
Уездный быт? Ударный труд?
В крови горячей хладный труп?
Дух русский?
Русское богатство:
свобода, равенство и братство?
* * *
Постылый ветер дует щеки,
и раздувает ветерок
сугробы во Владивостоке,
в Норильске — пыль,
в Уфе — песок.
В ландшафте видоизмененном
два сросшихся материка
угадываются слегка,
как натюрморт в портрете конном.
Как в пешей статуе — пейзаж
обособляется случайно
и открывается мне тайна.
Таймыр — Памир,
Байкал — Балхаш.
На двух сиамских близнецов
одно-единственное сердце —
у сластолюбцев, страстотерпцев,
подвижников и подлецов.
* * *
На небесах, где судьбы наши
вершатся так или иначе,
не смыслят в высшем пилотаже.
В аэронавтике — тем паче.
Иначе в день солнцеворота,
в пике вошедший самолетик
не надорвал бы свой животик,
не рухнул прямиком в болото.
Пилот на месте не скончался.
Стрелок в лепешку не разбился.
И я бы в усмерть не упился —
и с Господом не повстречался.
* * *
Посереди пустыни дикой —
не во саду ли в огороде —
на вентиляторном заводе
сиди себе и не чирикай.
