Механосборочного цеха
в тени дремучей пребывая,
ты, верно сам того не зная, —
музы́ке ангельской помеха.
Звучанью сфер предел положен
самим твоим существованьем.
Стеной убогой. Утлым зданьем.
Дом скверно скроен, наспех сложен.
Сквозь трещины в кирпичных стенах,
сквозь крыши в трубах и антеннах,
асфальт, кладбищенские плиты
на свет глядят космополиты.
Безродные бичи с бомжами.
Электрики со слесарями.
Стряпухи. Прачки. Сторожихи.
Все больше чудики да психи.
* * *
Похолодание — пустяк.
Но — несомненная морока.
Не апельсины из Марокко.
Как бы не так.
Из сопредельных областей
весьма сомнительная пища,
а что касается винища —
не без затей.
За здравие.
За упокой.
Дубняк. Перцовка. Зверобой.
Первостатейные напитки.
Неисчислимые убытки.
Само собой.
* * *
Поползновенье — стать отцом
свободомыслящих народов,
грозой садов и огородов,
завзятым уличным бойцом.
Честолюбивая мечта
бритоголового парнишки.
Игра, в которой кошкам мышки,
а мышкам кошки — не чета.
Разбойники и казаки
не против сосуществованья.
Но нет взаимопониманья.
Есть марочные коньяки.
Лимоны в собственном соку.
На блюдце с голубой каемкой.
Есть стол, застеленный клеенкой.
В лесу дорога.
Дом в снегу.
На цыпочки привстав, в окно
заглядываешь краем глаза:
— Что, Ерофеич,
где, зараза,
обещанное нам вино!
* * *
Г. Комарову
Бастилия пала.
Ум, совесть и честь.
Лишь запах паленого в воздухе есть.
Как будто гроза миновала.
Сквозь поле ржаное прошла напролом,
ломая колосья.
И следом за нею насквозь я
пшеничное поле прошел за холмом.
Пшеницу на мельнице мельник молол,
мукою мешки насыпая.
А может, стакан до краев наливая,
не знаю, насколь он велик и тяжел.
Однажды не справиться мне со стаканом,
как не совладать пастушку с великаном,
когда бы не случай,
не плащ,
не праща.
Не камня осколок.
Кусок кирпича.
* * *
Я расслышал только то,
что я должен был расслышать,
только то, что мог подслушать
в рюмочной, в метро.
В парикмахерской, настолько
остро пахнущей духами,
что мне хочется стихами
говорить с моим народом.
Мое слово непременно
как-нибудь да отзовется.
Рано или поздно.
Видит Бог, дурак найдется.
* * *
Собака. Кошка. Грач. Ворона.
Но перво-наперво пейзаж.
На декораций демонтаж
приходится конец сезона.
Второстепенные детали
выходят на передний план.
Крестьяне рядятся в дворян.
Дворяне рядятся в крестьян.
Дожди пошли.
Дороги стали.
Слева направо из кулисы
то Лебедь белая плывет,
то Лебедь черная плывет.
Я той, что ножкой ножку бьет,
не помню имени актрисы.
Одилия или Одетта…
Офелия или Джульетта…
Иль поселковый почтальон
спешит за письмами в район.
