не мог ехать домой, ночевать туда за городом. И он ночевал у
одной своей знакомой – у Надежды Ивановны Лыткиной. Она
была его школьной подругой по Новосибирску. Они учились
вместе в одном классе. Надя была очень гостеприимным
человеком, Шура всегда там приходил к ней ночевать. После
консерватории я часто с ним приходила, мы вместе приходили к
ней – у неё всегда было много народу, всегда кто-то приходил на
огонёк к ней. И вот в этом доме, у Нади Лыткиной, я впервые
познакомилась с Верой Прохоровой. Она пришла туда, были ещё
люди (я не помню, кто) и сразу как-то всеобщее внимание
привлекла, потому что она стала говорить о своих именитых
родственниках и знакомых, кто что сказал, кто что сделал – это
было интересно. Мне было интересно, потому что я сама училась
в институте, т.е. в училище Гнесиных у ассистентки Нейгауза.
Поэтому для меня имя Нейгауза тоже как-то было очень
уважаемо. И вот она, значит, всё это рассказывала. Потом она
рассказывала, говорила, что-то говорила, и в её речи всё время
проскальзывали (я даже не знаю, как это назвать) ну
антисоветские, что ли, какие-то вещи. Естественно, мы все
думали так же, но вслух говорить об этом все боялись, и я себя
почувствовала очень плохо ещё и потому, что у меня в это время
был арестован отец, а я не указала этого. И мои подруги этого
тоже не знали. Просто тогда спросили: «У тебя папа на фронте
или где?» – «Нет, папа ушёл из семьи». Папа с нами не жил.
Только Александру Лазаревичу я рассказала об этом, и он мне
очень сочувствовал и знал, что у меня отец арестован. А я всё
время находилась с чувством вины, что я неправду написала и я
боялась разоблачения. Поэтому я, в общем, сидела тихо. После
того, как этот вечер окончился, я была испугана. Я спросила у
Александра Лазаревича: «Слушай, а не может это быть
провокацией? Как можно так говорить?» – Он говорит: «Да нет».
Ну нет, нет. Каждый раз [когда] с Александром Лазаревичем мы
вместе приходили к Наде – почти каждый раз приходила и Вера.
И каждый раз всё повторялось одинаково. Она, в основном,
говорила одна (как-то она занимала всё место), она хотела быть
услужливой и предложила всем желающим заниматься у неё
английским языком. И я помню, как она сказала: «Это очень
просто, сначала я поставлю произношение, а потом всё пойдёт
просто». И вот, кстати, эта Надя, значит, очень заинтересовалась
этим. Не знаю, стала она у нее заниматься или нет. В этом же
доме, у Нади Лыткиной, я виделась с Есениным-Вольпиным один
