Зойка умолкла. Андрей Андреевич будто не заметил этого и продолжал молча смотреть на неё. Зойка уловила едва заметное движение его глаз сверху вниз, снизу вверх и почувствовала, что краснеет, он её рассматривает. Но тут глаза Андрея Андреевича потеплели, он спросил у Зойки:
— А сама-то как, надумала? Могу сразу пионервожатой взять, некому с детьми работать. У нас сейчас все возрасты смешались, и школьники, и дошкольники. Эвакуированных много.
— А посмотреть можно?
— Посмотри, — согласился директор и, оставив Розу у дежурных, повел её по палатам.
Пять аккуратно заправленных коек, между ними — тумбочки, выкрашенные в синий цвет, в одном углу — шкаф для одежды, в простенке — небольшое зеркальце, на подоконнике — цветы в глиняных горшочках. Здесь жили девочки. У мальчиков то же самое, только без зеркала. Цветы росли везде, на каждом подоконнике. В столовой тоже было чисто и хорошо.
— А дети где?
— Одни во дворе, другие в игровой комнате. Хочешь посмотреть?
Зойка кивнула.
В игровой комнате было довольно шумно, но как только туда вошли директор и Зойка, дети смолкли и уставились на них. Это были самые маленькие дети, вроде Розы. Все они потеряли отцов, матерей, бабушек, дедушек, братьев, сестёр и теперь остались одни в целом свете. Сердце у Зойки сжималось от жалости к малышам, но она не знала, на что решиться.
И тут из толпы детей вышла девочка с печальным личиком, робко подошла к Зойке, обхватила ладошками её руку, прижалась к ней худенькой щекой и стала молча смотреть на Зойку. И столько было тоски, ожидания в этом взгляде, что Зойка не выдержала.
— Я согласна, — поспешно сказала она дрогнувшим голосом и поняла, что уже не в силах уйти от этих детей.
— Вот и хорошо, — одобрил директор. — Пиши заявление и можешь хоть завтра приступать к работе.
Вечером Зойка в последний раз пошла на службу в театр. Отрывая контрольки, она увидела странно знакомую худую руку. Зойка подняла глаза — перед ней стояла Оля Потапова. С тех пор, как был написан портрет Оли, они больше не виделись. Портрет давно висел в фойе в ряду других передовиков. А вот теперь пришла сама Оля, в простеньком, но вполне приличном платье, и не одна, а с подружкой, рослой блондинкой. Они пришли на спектакль, и Оля, словно оправдываясь, сказала Зойке, как старой знакомой:
— Тысячу лет не была в театре. А тут от горкома комсомола билеты дали и сказали, чтобы обязательно пошли.
— А если бы не сказали? — засмеялась Зойка. — Разве вы не любите театр?
