Зелёное, красное, зелёное... - Владимир Федорович Огнев

О МАЯКЕ, КАЛЕЙДОСКОПЕ И ГОРОДЕ АНАПЕ

Когда я был маленьким, папа купил мне калейдоскоп. Пальцы медленно крутят трубку, она пахнет клеем, а звезда из красно-зеленых ромбиков вдруг рассыпается и перестраивается в ярко-синюю и фиолетовую комбинацию такой сложной формы, что я уже и не помню. Сколько там было искорок и огня — словно море под солнцем… Но разве такая картинка последняя? Их там казалось бесконечное число. Дух захватывало. Хотелось подстеречь тот момент, то неуловимое мгновение, когда вот-вот, еще полсекундочки — и дрогнет картинка, будто смялась, и… посыпалось! Похоже, мы, бывало, разбегались, играя в казаки-разбойники…

Анапу я увидел так.

Сначала мы шли с папой по темной улице и дул холодный ветер. Акации стояли голые как прутья веника и совсем мне не понравились, хотя столько рассказывали про эти деревья. Пока мы шли к высокому берегу, я зевал, спотыкался и ежился под ветром, который папа называл не ветром, а норд-остом. Звезд в тот вечер не было. Приехали мы машиной к дому, который я и рассмотреть не успел, и только разгрузились, как папа взял меня за воротник курточки и повернул в сторону моря.

— Слышишь?

— Примус, — сказал я.

— Сам ты примус, — обиженно сказал папа. И вздохнул. — Мы с Борей пойдем посмотрим маяк. А вы тут распаковывайтесь сами, мы скоро.

«Вы» — это были моя мама и одна знакомая бабушка, которая сначала называлась «хозяйка», а потом куда-то подевалась, сказала, что от мужчин ждать помощи нечего. Мама молча протянула шарф. Я замотал его вокруг шеи и пошел за папой. Он шагал широко и говорил:

— Из таких нелюбопытных детей обязательно вырастают скучняги и зануды. Ну, а теперь слышишь?

Теперь я действительно слышал шум моря и догадался, что про море и шла речь. Всю дорогу — и в поезде от Владикавказа, так раньше назывался город Орджоникидзе; и на пересадках, когда меня поили чаем на узлах; и на холодных сквозняках Краснодарского вокзала, где дуло от дверей, «как на Северном полюсе»; и в машине, когда она выделывала петли, спускаясь с горы и поднимаясь на гору, а эта чужая бабушка, которая ехала с нами «ликвидировать собственность», просила бога «забраты ии до сэбэ», — все это время я только и слышал от папы: «Потерпите, а вот когда мы приедем к синему, теплому морю…», «А вот у теплого, ласкового моря…»

Но, во-первых, и в Сочи, откуда мы приехали во Владикавказ, море было не холодное, а я его видел. А во-вторых… И вот это теплое и ласковое и такое-сякое море что-то себе бурчало под нос и дуло холодным ветром, и на небе было черным-черно, а от меня хотели восторгов. И я сказал наивно: