Ему ничего делать не хотелось, кроме того, чтобы уснуть.
– А ты обиделась вроде? – на всякий случай спросил он. – Подумаешь, с человеком поговорил.
– Нет, – бессмысленно ответила Бородкина, – сейчас уже нет.
Она сунула свое лицо в подушку. Он отвернулся.
– Нет, не обижаюсь, – почти неслышно проговорила она, – все уже, Васечка.
Он молчал и смотрел на кусок светлого уже неба из-под полуприкрытых век. Бородкина продолжала шептать:
– Васечка, ну, сдурила я, правда.
– А зачем вид было делать? – сонно прошептал он и совсем закрыл глаза. – Чего тебе не хватает? А вот придет кто в дом, сразу косишься. Что она, чужой человек? Твоя же…
Бородкина лениво перевернулась на спину и тоскливо сказала:
– Знаешь, Вася, если честно, мне не светит Галку неделю кормить.
– А зачем же ты ее оставила тогда? Так и сказала бы: уходи мол, места нет. А то строишь из себя.
Васечка повернул сморщенное лицо к Бородкиной и укорил ее:
– А она ведь к тебе со всей душой!
– Она работать здесь хочет, вот и прилипла, – Бородкина нервничала, – там-то у них какая работа.
– Да, работать надо! – уклончиво заключил Васечка и почесал нос. – Дак, а кто ее возьмет, своим-то…
– Надоел ты мне! – буркнула Бородкина. – Одни обещания от тебя! Когда выполнять будешь?
Васечка надул губы и резко отвернулся.
– Стерва! – зло шепнул он. – И есть ты, и всегда ей была. Только и знаешь, как за больное место задевать!
– А ты – подлец! – завелась Бородкина. Она набрала воздуха в легкие и, привстав, громко прошептала в ухо Васечке. – Всю ночь с ней на кухне проторчал и еще смеешь меня винить! А что ты сделал? Что ты сделал?
– Замолчи! – скрипнув зубами, выдавил Васечка. – Тошно!
Он накрылся с головой одеялом и тяжело задышал.
Бородкина разнервничалась совсем, спать оставалось часа полтора, но решение она так и не смогла принять. Злоба на Васечку врезывалась острой болью в ее голубые глаза. Она почти уже сделала все, чтобы успокоиться и ничего не выяснять, но будоражащая ее ревность глушила все добрые намерения. И где-то еще бродила надоевшая до чертиков совестливость, все время мешавшая двигаться дальше, цепляющая в самые важные, решающие моменты.
Подруга Галя сопела на кухне, и это ее сопение теперь еще больше подогревало ревность и злость, доводя Бородкину до точки кипения.
А Васечка продолжал кряхтеть, укрывшись одеялом с головой.
– Что, она к тебе сама лезла? – съязвила Бородкина.
– Ты с ума сошла, Таня? – глухой голос Васечки из-под одеяла переполнился возмущением. Он открыл нос, потом все лицо и навис над Бородкиной. – У тебя с головой как вообще?
