— Кане! Мархамат! Пожалуйте, дорогой гость! Кушанье царей ждет вас на китайских блюдах. Вот нет у нас, увы, золотых приборов.
Почему-то теперь он перешел на таджикский язык. Или он понял, что нищий гость из горных таджиков.
Он попал в точку. Нищий вздрогнул и, свирепо моргнув, посмотрел на путешественника.
— Урус, откуда ты знаешь меня?
— Э, разговоры потом! Умираю с голоду! Да ешьте же! Протянув руки к макаронам, нищий прорычал:
— Во имя бога! — и накинулся на еду. Он ел, урча и мотая головой. Казах разрушал гору макарон с не меньшей жадностью.
Все жадно ели, инекоторое время чавканье даже заглушало свистки и тарахтенье сновавшей по путям взад-вперед мимо чайханы «Овечки».
Вдруг нищий оттолкнул от себя миску и захрипел:
— А нет ли здесь — проклятие его отцу! — свиного духа? Хозяин зиофата, ведь ты кяфир!
Путешестзенннх ответил отрицательно. Он с любопытством разглядывал нищего.
— Чего смотришь на меня?—вспыхнул тот.— Откуда ты узнал, кто я? Откуда ты узнал, кто я? Откуда ты знаешь таджикский?
— Гостю ее подобает спрашивать про хозяина, — лениво съехидничал, ковыряяв зубах соломинкой, путешественник. Ему не нравилась настырность Синей Чалмы.
Чайханщик поспешил вмешаться:
— Наш урус – домулла. Он изъясняется на всех мусульманских языках мира: и по-узбекски, и по-киргизски, и по-таджикски.
Черный огонь, горевший в глазу нищего, погас, но от этого лицо его не сделалось приветливей.
— Ты хороший человек. И масульманин не всегда так гостеприимен. Помог голодному… нищему. Святой поступок. Но ты не мусульманин. Ты оттуда. Ф-фу, ничего не слышно. Шумит сатанинская арба, — и он с ненавистью кивнул на проходивший через станцию без остановки товарный.
Когда грохот и скрежет колес прекратились, нищий снова заговорил:
— Всеблагой дал мусульманам землю, — широким жестом волосатой руки он обвел полынную степь от края до края, — степь. Горы! — И он показал на далекие синие вершины. — А вы, кяфиры, сковали землю железными полосами и катаете по ним железные арбы, душите железом мусульман.
— А мусульмане разве не ездят на поезде?
— Никому ваш поезд не нужен.
— Вон какой вы бедняк... нищий...
— Я не нищий... Ядервиш, я странник аллаха.
Громко, от души рыгая, чайханщик принес чайники с чаем. Он вертелся около гостей и тревожно поглядывал на Синюю Чалму. Казах наелся, распарился в своем кожаном тулупе и добродушно сопел. Разговор о мусульманах его не интересовал.
