Перешагни бездну - Михаил Иванович Шевердин

                                            Это были прежде всего умные эластичные руки.

                                             Они охва­тили весь земной шар, при­близили его

                                            к большой темной пасти, и эта пасть сосет,

                                            грызет и жует нашу планету, обливая ее

                                             жадной слюной.

                                                                                          М. Горький

1929 год.

В номере газеты «Правда Востока» появилась тревожная кор­респонденция:

«Ульсун-ой было шесть лет, когда ее бросили в темницу... Сей­час она двадцатисемилетняя старуха.

Уже двадцать один год старый заржавленный замок висит на дверях полуразрушенной мазанки, бывшей когда-то хлевом для скота. И все это время хлев служил зинданом — тюрьмой. Заклю­ченные — две женщины — жертвы суеверия и невежества.

Все эти бесконечно долгие годы над заброшенным кишлаком катилось жгучее солнце. Суфи приходской мечети гнусавым голо­сом тянул: «Нет бога, кроме бога»... И этот голос отдаленным от­кликом проникал в темное логовище. Для заключенных этот голос звучал как непреклонный приговор:

—  Вы не живете! Вы умерли! Так повелел закон Мухаммеда. Хурофот!

Двадцать один год. Время шло, лето сменялось осенью, осень зимою. Свершилась революция. Зазвучали лозунги «худжума». А в темном гробе зиндана для двух жалких существ все остава­лось по-прежне-му. Только голос суфи нарушал мрачную тишину, да на минуту врывался свет через распахнутую дверку, рука про­совывала хлеб, воду, и дверка снова захлопывалась.

—  Махау! — Проказа!

Двадцать один год назад это слово было впервые сказано в семье Аюба Тилла, дехканина кишлака Чуян-тепа. У шестилет­ней Ульсун-ой на лице и руках появились белые пятна. Родители, смутно подозревая  беду, позвали доморощенного табиба — местного ишана. После сытного дастархана в комнату привели девочку. Ишан мельком посмотрел на нее и испуганно затряс бородой.

—  Тауба! У девочки проказа. Прогоните ее. Она — махау! — И, забыв о своей степенности и солидности,  ишан  выскочил  из михманханы на улицу.

А девочкавовсе не была больна проказой. У нее было только то, что здесьь называется песью, — заболевание кожи, выражаю­щееся в совершенно незаразных белых пятнах.

Махау — проказа — ужас Востока. Перед заживо гниющим ли­цом проказы с трепетом отступает самый бесстрашный. Проказа даже теперь, в наш век, когда она считается излечимой, все же наводит панику на всех.