Тогда раздалось въ обѣихъ лодкахъ громогласное ура по случаю спасенія башмака.
Я былъ пристыженъ и чувствовалъ, что мѣняюсь въ лицѣ въ то время, какъ я вытиралъ башмакъ носовымъ платкомъ. Эдварда взяла его у меня молча. И, спустя лишь нѣкоторое время, она сказала: — Никогда ничего подобнаго я не видѣла.
— Да, не правда ли? — сказалъ я тоже. Я улыбнулся и принялъ важный видъ; я старался показать, что эту шутку я выкинулъ потому, что что-то подъ этимъ кроется. Но что могло подъ этимъ крыться? Докторъ въ первый разъ посмотрѣлъ на меня съ презрѣніемъ.
Прошло нѣкоторое время, лодки плыли домой, непріятное настроеніе общества исчезло, мы пѣли, приближаясь къ пристани.
Эдварда сказала:
— Знаете, мы вѣдь еще не все вино выпили, осталось еще много. Мы устроимъ еще праздникъ, второй праздникъ, попозже; мы будемъ танцовать, мы дадимъ балъ въ нашемъ залѣ.
Когда мы вышли на берегъ, я началъ свои извиненія передъ Эдвардой.
— Какъ мнѣ хочется скорѣй назадъ въ свою хижину, — сказалъ я. — Это былъ мучительный для меня день.
— Развѣ это былъ мучительный для васъ день, господинъ лейтенантъ?
— Я полагаю, — сказалъ я и отвернулся въ сторону, — я полагаю, что испортилъ день себѣ и другимъ. Я бросилъ вашъ башмакъ въ воду.
— Это была замѣчательная выдумка.
— Простите меня, — сказалъ я.
Богъ мнѣ свидѣтель, я рѣшилъ сохранить спокойствіе, что бы ни случилось. Развѣ я навязывался на знакомство съ ней?
Нѣтъ, нѣтъ, никогда; я очутился лишь въ одинъ прекрасный день на ея дорогѣ, когда она проходила. И что за лѣто здѣсь, на сѣверѣ. Майскіе жуки уже перестали летать, и люди становились для меня все менѣе и менѣе понятны, хотя солнце освѣщало ихъ и день и ночь. На что смотрѣли ихъ голубые глаза и какія мысли таились за ихъ страшными лбами? Впрочемъ, они всѣ были для меня безразличны. Я бралъ свои удочки и ловилъ рыбу два дня, четыре дня; по ночамъ я лежалъ въ своей хижинѣ съ широко раскрытыми глазами…
— Я четыре дня не видѣлъ васъ, Эдварда?
— Четыре дня, вѣрно. Но, послушайте, у меня много было дѣла. Вотъ подите, посмотрите!
Она повела меня въ залъ.
Столы были вынесены, стулья были разставлена по стѣнамъ; каждая вещь была переставлена съ своего мѣста; люстра, печь и стѣны были фантастически задрапированы черной матеріей изъ лавки и убраны верескомъ, рояль стоялъ въ углу.
Это было ея приготовленіе къ «балу». — Какъ вы это находите? — спросила она.
— Чудесно, — отвѣчалъ я. Мы вышли изъ комнаты.
Я сказалъ:-Но, послушайте, Эдварда, вы совершенно и окончательно забыли меня?
