Я, собственно, никогда не зналъ страха смерти до своего перваго пріѣзда въ Америку. Не потому, чтобы я былъ достаточно смѣлъ, а просто до этого не было случая проявитъ себя. Это было въ 1884 году.
Тамъ, далеко въ преріи, есть маленькій городокъ, называется онъ Маделіа, жалкое, скверное гнѣздо; дома тамъ отвратительны, вмѣсто тротуаровъ насыпаны опилки, люди непривѣтливы.
Здѣсь именно и былъ, наконецъ, пойманъ и убитъ кровожадный, прошедшій сквозь огонь и воды, американскій разбойникъ Іессія Джемсъ.
Здѣсь онъ укрывался; это вѣдь самое подходящее мѣсто для такого чудовища, которое въ теченіе многихъ лѣтъ наводило страхъ на вольные штаты своими нападеніями, грабежами и убійствами.
Сюда-то попалъ и я, но съ мирными намѣреніями помочь пріятелю въ затруднительномъ положеніи.
Американецъ Джонстонъ былъ учителемъ «средней школы» въ одномъ городѣ въ Висконсинѣ, гдѣ я познакомился съ нимъ и его женою. Спустя нѣкоторое время онъ бросилъ свое мѣсто и занялся торговлей, онъ отправился въ прерію, въ городъ Маделіа и открылъ тамъ дровяной складъ. Пробылъ онъ тамъ годъ, занимаясь этимъ, и прислалъ мнѣ письмо, въ которомъ просилъ, чтобы я къ нему пріѣхалъ, если мнѣ можно, и присмотрѣлъ бы за его дѣломъ, пока онъ и его жена съѣздятъ на востокъ. Я былъ это время какъ-разъ свободенъ и поѣхалъ въ Маделію.
Позднимъ зимнимъ вечеромъ пріѣхалъ я на вокзалъ, гдѣ меня встрѣтилъ Джонстонъ, я отправился съ нимъ домой, тамъ онъ указалъ мнѣ мою комнату. Его домъ стоялъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ города. Большую часть ночи мы употребили на то, чтобы ознакомитъ меня съ финансовой стороной дровяного дѣла: я вѣдь мало смыслилъ въ этомъ. На слѣдующее утро Джонстонъ вручилъ мнѣ, шутя, револьверъ, а черезъ два часа сѣлъ съ женою въ вагонъ.
Какъ только я остался одинъ въ домѣ, вышелъ я изъ своей комнаты и сошелъ въ нижній этажъ, откуда мнѣ удобнѣе было распоряжаться всѣмъ домомъ. Воспользовался я и кроватью супруговъ.
Прошло нѣсколько дней. Я продавалъ тесъ и доски, вечеромъ носилъ вырученныя деньги въ банкъ, а квитанціи заносилъ въ свою книгу.
Итакъ, я былъ совсѣмъ одинъ въ домѣ. Обѣдъ я приготовлялъ себѣ самъ, убиралъ и доилъ двухъ коровъ Джонстона, пекъ хлѣбъ, жарилъ и варилъ. Первое мое печеніе хлѣба было неудачно: я взялъ черезчуръ много муки, хлѣбъ не пропекся и на другой же день онъ зачерствѣлъ какъ камень. Плохо мнѣ также удалась въ первый разъ молочная каша. Я разыскалъ въ лавкѣ полъ-шеффеля чудной ячменной крупы; она мнѣ показалась пригодной для каши. Я налилъ молока, засыпалъ крупы и принялся мѣшать. Но скоро увидѣлъ, что масса черезчуръ густа, я подлилъ еще молока, потомъ началъ опять мѣшать. Но каша варилась, шипѣла, кипѣла, зерна разбухли, сдѣлались какъ горохъ — тутъ опять молока оказалось слишкомъ мало; потомъ вся эта масса начала вылѣзать изъ горшка. Тогда я началъ выливать въ чашки, въ блюдечки. Все-таки вылѣзаетъ. Я вытащилъ еще чашекъ и блюдечекъ, — опятъ лѣзетъ. Но молока все не хватало, а каша осталась такой же густой, какъ камень. Не зная, какъ поступить, я опрокинулъ все на столъ, на простой деревянный столъ; каша вылилась лавой и застыла спокойной массой на столѣ.
