– Неполноценных, – уточнил я.
– У мужика не в уме достаток. А в достатке ум. Идите, – отправила нас мощным жестом молодой хозяйки прайда.
Я помчался в сторону туалета, по моим почти мокрым следам гналась за мной уже моя Антонида. Когда я выбрался из удушающего парижскими ароматами хрустально-кафельного замка, Антонида прильнула ко мне и молвила:
– Спасибо, – потом подняла глаза и спросила: – Петенька, я у мамы гощу не в доме, в гостевом домике – скоро туда пойдем, но мы ведь с Вами еще ни разу… не прогуливались. Просто так, как счастливые люди. Я мечтаю о прогулке, пойдемте, а?
– Пойдем, – решительно и охотно согласился я, которому мерещилась лишь широкая кровать, подушка, серые буколические букольки волос на ней и сон… сон. Сон.
Было, пожалуй, около часа ночи, когда перед нами блеснуло мертвое сухое ложе пустого пруда, пруда Утопленников. Дно было отполированно голубым свечением огромной луны. Я обнял Тоню за плечи.
– Знаете, была совсем маленькая. Когда жила здесь. Я не люблю этот дом, – протянула моя спутница в ночи. – В пруду тогда водилась вода, и иногда люди с баграми вытягивали кое-что на сушу. Я лезла посмотреть, но отгоняли. Ночью снились мокрые куклы, выловленные и с открытыми неподвижными глазами. Их надо бы высушить, думала я. Когда мыла волосы в теплой льющейся водичке, то нарочно по-куклячьи закатывала глазки. Мама за это хлестала меня по спине махровым халатом. И правильно.
Я не хочу прижиматься к Вам, Петя, в этом доме. Как словно мы не одни, и кто-то третий с закрытыми глазами стоит у кровати с багром. Жутко. А вы любите слушать льющуюся воду?
– Конечно, – честно сознался я. – В теплой влаге, в кисее легких капель с закрученными полотенцем волосами нимфа…
– Нет, нет, – прикоснулась глупая девушка к моим губам. – Пойдемте, послушаем настоящую воду. Идемте.
Она взяла меня за руку и поволокла в темноту. Через четверть часа мы пробрались вверх по кустам и тропинкам, через чащобы бузины и орешников, пролезли через разрушенный строй колючей проволоки и оказались у подножия насыпи. Наверху топорщилась огромным бесконечным хоботом ивестиционная труба.
– Да тут бродит охрана? – засомневался я, оглядывая пейзаж.
– Нет, нет, Петя, – успокоила девушка труса. – Очень редко ходят страшные собаки и нежно берут с рук языком корочки хлеба. Закрытый поселок. Мы совсем одни, во всем мире, представьте.
– И сейчас из земли брызнет источник жизни? – засмеялся я. – Или из меня.
