принялась разворачивать сверток. Старик следил за ее манипуляциями с живейшим
интересом. На свет появился огурец, два черных яйца - глаза Евгения Валентиновича при
появлении каждого предмета округлялись, словно в предвкушении, и тотчас же
прикрывались равнодушно.
Курица застряла. Была она жирная, холодная, постоянно цеплялась какими-то своими
вареными частями за пакет и выскальзывала из пальцев. В тот момент, когда Щекоткина, в
который раз упустив курицу, в раздражении ухватила ее так, что пальцы, вспоров нежное
мясо, глубоко увязли в тушке, Евгений Валентинович оживленно заблеял, взмахнул
ручками и, сильно ударив ладошкой по столу, так, что яйца подпрыгнули, а одно
покатилось к краю и, упав на пол с глухим шлепком, раскололось, заорал:
- Как поживает МОЯ КОШКА? Когда я увижу, наконец, МОЮ КОШКУ???
Единственную в моей жизни, любимую красавицу КОШКУ???
В ярости Щекоткина вырвала наконец из пакета руку, крепко впившуюся в куриное мясо,
и, потрясая им перед мужниным носом, проревела:
- Сдохла твоя кошка! Вот она, вот!
И в сердцах швырнула курицу о стол. От удара курица развалилась на несколько частей, разбрызгивая во все стороны жир.
Евгений Валентинович вытянулся стрункой, выпятил челюсть, задрожал весь комарино
и…умер…
… Как сказали после - от обильного кровоизлияния в мозг.
Труп привезли в больничный морг. Дюжие санитары, невменяемые от спирта и
формальдегида, раздели старика. При взгляде на культю один из них упал на пол и забился
в сильнейших судорогах. Товарищ его, флегматичный по своей природе, долго
вглядывался в обрубок, недоуменно пожимая плечами. На месте обрубка выросла
крошечная мясистая ножка, чем-то напоминающая кошачью лапку. Подумав,
флегматичный санитар отхватил ее ножницами, на счастье.
Щекоткина недолго горевала. Вскорости после смерти мужа она продала квартиру и
перебралась к своему новому сожителю Лопухину, ужасающего вида мужчине с базедовой
болезнью.
Голова старой фарфоровой кошки невообразимой расцветки откололась при переезде.
Щекоткина не стала склеивать ее - выбросила в мусорное ведро.
Осеннее
Жирное нависающее небо отражается в лужах воды, что собираются в
траншеях, оставленных гусеницами танков. Разбитый асфальт трещинами
вбирает в себя черную грязь. Посреди поросшей чахлой травой мостовой
лежит огромная рука - осколок памятника. Каменная ладонь навек сжата в
кулак. Перст указывает на восток, в сторону Могильников и Родильных Камер.
Туда, на восток, сквозь пелену скользкого дождя, с трудом вытягивая
