Опасное молчание | страница 39
Три месяца пролежала Мелана в больнице, чувствуя себя затерянной в необъятном одиночестве, тогда как квартирная хозяйка, чертыхаясь, два раза в день опорожняла почтовый ящик, забитый письмами, адресованными Мелане.
А Марьян тем временем жил в детском доме.
Дети лепили из пластилина.
— Ребята, вы только посмотрите, какую собаку сделал наш Марик, — с похвалой отозвалась девочка из старшей группы. Она лишь осторожно поправила собаке одно ухо.
Дети зашумели:
— Ой, как живая!
— А как ты назовешь ее? — спросила остроносенькая черноглазая Зирка.
— Собачка, — смущенно ответил Марьян.
— Так нельзя, — тут же опровергла Зирка. — Надо Серко или Хапка.
— Кто тебя так хорошо научил лепить? — заинтересовалась юная руководительница.
— А это, когда моя мама привезла пластилин…
И вдруг глаза мальчика наполнились слезами.
— Твоя мама недавно умерла? — в голосе старшей девочки Марьян улавливает открытые нотки сочувствия.
— Она живая…
— Может, скажешь, что у тебя и папа живой? — недоверчиво покосилась на соседа Зирка.
— И папа, — тяжело вздохнул Марьян.
— Он обманывает! Врунишка! — громко запротестовала все та же Зирка, по-старушечьи втянув щеки и осуждающе качая головой.
— А вот и нет.
— Обманываешь! В детдоме живут только сироты. А ты врун! Врун…
Увидев, что к ним подходит воспитательница, да еще и не одна, Зирка умолкла.
— Бабуня… — Марьян всхлипнул и уткнулся лицом в ее юбку.
— Ах ты дурачок, — пожурила Мария. — Зачем ты плачешь?
Но мальчику казалось, бабушка говорит так потому, что она совсем не знает, как он боялся оставлять ее дома одну.
В тот день Марьян впервые увидел Ванду Чеславовну и Ежи Станиславовича. И хотя он даже не подозревал, что эти люди живут на свете, они вдруг оказались его мамой и папой. Так сказала бабушка.
Марьян доверчиво поцеловал маму и папу, и они вчетвером — бабушка, мама, папа и Марьян — веселые, пошли домой.
Проходили дни, недели, месяцы. Иногда над городом нависала серая мгла, и откуда-то из глубины неба, словно из прорвы, днем и ночью лил дождь. Однако Мария больше не жаловалась, что у нее болят все кости. Квартира сухая, теплая. На душе тоже спокойно. Кто знает, может, это и к лучшему, что скоро придется переехать жить в Ровно, все же там у Ежи Станиславовича свой домик, сад. Здесь только с соседями жаль расставаться. Удивительно бескорыстная, добрая, трудолюбивая женщина Мирослава Борисовна, жена доктора Кремнева. Да и сам доктор золотой человек, каких поискать надо. Мало того, что без единой копейки поставил больную Марию на ноги, — Евгений Николаевич отдал ей свои валенки, а сам в эдакую стужу проходил в старых армейских сапогах. Женщина с Гуцульской улицы рассказывала, что доктор однажды всю ночь на руках с ее Дмитриком по комнате шагал, потому как мальчонка уже кончался. Но доктор его спас. И не дай бог про деньги словом обмолвиться: брови черные нахмурит, еще и упрекнет: «Вот уж такой обиды не заслужил…»