— Как? Что я слышу? — воскликнула Бланшетта. — Вы нас бросаете?
— Ну, зачем такие сильные выражения? С вами поедет кавалер.
— Конечно, Орельен? Вы даже не потрудились нас спросить, хотим ли мы этого?
— Я заранее был в этом уверен.
— Что вообще все это означает? Днем вы решили ехать, Орельен у нас завтракал, и вы ничего ему не сказали. Я не спрашиваю, куда вы идете, но все-таки…
— Но все-таки ты меня спрашиваешь. Надеюсь, наш уговор остался в силе. Я свободен, ты свободна. Само собой разумеется, на словах. Потому что на деле…
— Я вовсе ни о чем не спрашиваю. Просто не хочу идти без вас в театр.
— Самый верный способ дать мне почувствовать, я палач. И тебе не стыдно? Ты, должно быть, забыла, что Береника скоро уедет домой и что побывать в «Казино» для нее настоящий праздник.
— У меня болит голова, я себя неважно чувствую. Пускай едет без меня.
— Ты же прекрасно знаешь, что без тебя она не поедет… Терпеть не могу всех этих причуд и истерик.
— Безжалостный человек!
— Жалость тут ни при чем. Могу сообщить тебе, если только это исцелит тебя от мигрени, что мне нужно поработать с Адриеном: речь идет о горючем и бензиновых колонках, кроме того, придется устроить собрание акционеров.
— Я вам не верю…
— Я и не требую, чтобы ты мне верила, и если тебе доставляет такое удовольствие забивать себе голову пустяками — считай, что я пошел к любовнице, и прекратим этот разговор… Но Беренику ты все-таки лишишь удовольствия.
— О, Береника, вечно Береника…
— Это уже совсем не по-христиански, дорогая. Если ты упрямишься, попробую уговорить ее поехать с Орельеном, хотя это и не особенно удобно.
— Хорошо, хорошо, я поеду, раз ты так настаиваешь, — воскликнула Бланшетта.
Эдмон как-то странно посмотрел на жену.
— Вот о чем я думаю… — произнес он медленно, упирая на каждое слово: — Кто из нас двоих больше лжет.
— Что это значит?
— Ничего…
В комнату вошла Береника. Она сразу поняла, что супруги поссорились. На ней было то самое вечернее платье, в котором Бланшетта не пустила ее на вечер к госпоже де Персеваль: песочного цвета туника, подбитая розоватым шелком, руки голые до плеча, но ворот высокий. В этом туалете Береника производила впечатление юной провинциалочки. Желая украсить свой скромный костюм, она приколола к плечу огромный золотой и довольно безвкусный цветок, но, как ни странно, этот нелепый цветок действительно к ней шел, так что неудачная попытка обернулась к ее же выгоде. Бланшетта оглядела ее туалет критическим оком, нашла, что он не к лицу Беренике, и, боясь выдать свою радость, воскликнула:
