— Ты что, моего характера не знаешь? — с едкой усмешкой спросил каменщик.
— Ржа и железо точит. Хлебнул ты горя, а оно уму-разуму учит.
— Хочу сказать, меня богатством не завлечёшь, — ледяным голосом возразил каменщик. — Я не собираюсь стать ростовщиком, чтобы раздавать деньги под проценты.
Он встал, закурил трубку и прошёлся по комнате. Было видно, он хотел сказать гостье какую-то колкость, но раздумал.
— Оно так… может, и не моё дело совать нос в чужую жизнь, — снова заговорила тётя, но явно менее ласково, чем прежде. — Да разве ты мне чужой? Сердце кровью обливается, когда подумаю… Скажи, что будет с твоим сыном, если тебя заберут, как моего Степана? Ты думал про это? А сердце моё чует, не доведут тебя до добра эти нелегальные.
— Тише, — попросил каменщик, к чему-то прислушиваясь.
Петрику и Олесю тоже показалось, что в коридоре кто-то отошёл от двери.
— Пожалуйста, я и вовсе могу молчать, — пожала плечами тётя.
Но это она только так пообещала, а сама не унималась.
— Подумай, Мирон, жизнь настала такая тяжкая… Ребёнок у тебя недоедает… И опять же целый день на улице без всякого надзора… А вдовушка эта детей любит… Будете у неё жить, как у Христа…
— Замолчи, — прервал её Мирон Борандий. — Не будет мачехи у моего сына, вот тебе и весь мой сказ.
— Сам будешь и за мамцю, и за татка? — недобро усмехнулась тётя.
— О-о! Это самое я и хотел сказать… А ещё… добром прошу, ты с этими разговорами сюда больше не ходи!
Олесю казалось, каждое слово отца било тётю, как пощёчина. И ему стало жалко её.
Сперва тётя сидела вся красная, надутая, а потом вскочила, крикнула:
— Ноги моей здесь больше не будет!
И, сильно хлопнув дверью, ушла.
Ещё не успели затихнуть шаги в коридоре, Петрик первым выбрался из своей засады.
— Натурально… Хитренькая какая! Захотела из Олеся сделать Золушку… Я вот ей из рогатки как выстрелю…
— Подслушивали? — укоризненно покачал головой каменщик. — Знаете… Не мужское это дело уши наставлять. Некрасиво, хлопчики…
Петрик густо покраснел от смущения, но всё-таки высказал, что думал:
— Это, дядя, хорошо, что вы против мачехи. Ни в одной сказке нет доброй мачехи. Все они злые и сирот изживают со свету. Ей-богу, что так…
Каменщик закрыл ладонью рот. Глаза его смеялись.
Петрик мог ещё сказать: зачем Олесю мачеха? Разве Петрика мама не моет им пол, не стирает, не штопает, не латает бельё? А когда каменщик покупает мясо, разве мама не варит для них борщ или суп с лапшой?
Конечно, мясо отец Олеся стал приносить недавно, с тех самых пор, как устроился работать не по специальности — грузчиком на бойне. А то и они всю зиму питались одной картошкой.
