— Э! — он манит меня левой, свободной рукой. — Кладбище закрывается. Покойничкам отдыхать пора.
— Да, я ухожу.
— А кто тут у тебя?
— Девушка была. Сбежала.
— Случается. А на каком она участке?
— Не знаю. Вон там была. Где актриса похоронена.
— А! Ами!
— Откуда вы знаете, что ее так звали?
— С могильщиками надо на «ты». Там еще рядом Божена лежит.
— А она кто была?
— Она портнихой была. Платья шила. Я тут про всех все знаю. Могу романы писать. Про каждого. Вот этой лопатой.
И хохочет, роняет шанцевый инструмент с вечерним звоном.
Крупно: рентгеновский снимок в дрожащих руках. На снимке — белые полосы с размытыми очертаниями посередине.
— Обычный перелом со смещением, — говорит доктор. — Будешь лежать тут месяц на растяжке. Повезло. Хорошо, что в песочницу попал, а не на асфальт. Зачем тебе понадобилось прыгать из окна? Хотел умереть? Рановато.
Он подходит к раскрытому окну, вынимает из кармана халата пачку сигарет. Смотрит на пыльные тополя июля.
— А мне самому иной раз помереть тут хочется. Чего я забыл в этом Таганроге? Ты как на ноги встанешь — беги отсюда. Мне уже сорок четыре. Никуда не убегу. — Он достает блестящую металлическую зажигалку. — Вот, пациент благодарный подарил. Тут что-то по-английски, гравировка, но я не понимаю. Совсем. И уже не пойму.
Он закуривает.
А я выгляжу как горе-герой веселой комедии. Слепленная пьяным Фидием нога устремлена пяткой в грязную лепнину. Рот сатирически искривлен: вывих челюсти. Отчего не могу говорить.
Входит медсестра:
— Антон Павлович, там дама с собачкой пришла.
Доктор смотрит на медсестру в полупрозрачном пышном халате:
— Не Павлович, а Лаврович. Когда ж вы запомните? И что за дама?
— Собачка у нее хромает, а ветеринар их районный умер вчера.
— Счастливец! От чего?
— Я не спросила. Узнать?
— Узнай поскорее. Как без этого лечить? Никак.
— Хорошо, Антон Петрович.
— Стой! Лика, я пошутил.
— Я не Лика, а Лина.
— Ну, Лина. Гони эту дуру с собачкой. Совсем меня уже за человека не считают? И увези этого пациента. Он маленький, легкий.
— В шестую палату?
— Зачем? В седьмую.
Вечером после кладбища я, потный, сижу на разогретой скамейке у подъезда малосольным грибком. Я жду Катуар. Она вернется, она прилетит, найдет меня по запаху, по неверным следам, по разбросанным обломкам сюжетов. Как уже прилетала, принеся волшебные кремы и щетку цвета майской травы.
— Э, хозяин, что так долго сидишь? — из-за спины нападает дворник-таджик. — А велосипед где?
— Слушай! Ты тут всюду ходишь, не видел девушку с белом платье, на плече буква «А»?
