Но у него чувство близости со слабым нежным оттенком уже прошло, мысль заработала в четком направлении: да, Наташа умна, и в том, что она предлагает, есть смысл — это смелый, сильный ход, и провести его надо немедленно. В бумагах, которые ему подготовили, достаточно зацепок, чтобы сегодня же издать приказ. Тут же начнутся звонки из горкома, а может быть, и повыше, но ему смелости не занимать. Еще один риск. За снятие директора, который нарушил два-три министерских приказа, его не очень-то ухватят, ну, пожурят, ну, накричат, стерпит, но тот, кто пойдет войной, — сразу же себя раскроет, а уж тогда… Что ни говори: ход сильный, особенно в нынешнее время, когда считают — все люди должны оставаться на местах. В прошлом бы году снятие Крылова могло пройти и незамеченным, в прошлом году полетело со своих мест не так уж мало людей, за один только высокий процент травматизма можно было без всяких подозрений в необъективности снять директора. Так ведь никто этого не отменял!.. Бить надо неожиданно. Приказ будет сегодня, и временно исполняющим обязанности Николай Евгеньевич назначит главного инженера… Ну, а там посмотрим. Если бородач приползет на коленях и выложит все, что хранит в тени, то тогда можно будет делать и другие шаги.
Наташа по-прежнему сидела рядом, видимо, решила ему не мешать, и когда он повернулся, чтобы подняться, то снова увидел близко от себя ее лицо.
— А ты уверен, — тихо спросила она, — что и у вас нет того, что в академии?
Нет, в этом он не был уверен. Он знал, как спаяны меж собой многие люди его ранга, знал — они поддерживают друг друга, но у него были свои правила игры: все делать в одиночку, без свидетелей. Когда решаешь один — тебя некому продать. Возможно, приход Крылова и в самом деле первый серьезный шаг, чтобы заполучить его в тот круг, который Наташа называет мафией… Возможно… И он об этом узнает.
— Спасибо тебе, — сказал он, поцеловал ее в щеку и не без удовольствия отметил, как она обрадовалась его похвале.
Со многим, очень многим смиряешься. Прошло уже чуть более двух недель, как случилась беда, и Виктор втянулся в тот распорядок дня, который стал почти обязательным для него: работа, магазины, рынок, больница. Этот круг, казалось, будет длиться всю жизнь, хотя Нине стало заметно лучше, особенно после того, как Семен Семенович с двумя парнями прислал лекарства. Ей уже позволяли вставать, дали костыли. Нога ее была не в гипсе, а в каких-то особых пластиковых бинтах, но все же передвигаться еще было нелегко. Да и лицо отошло, хотя местами держались буро-синие подтеки. Главный обещал: если так пойдет и дальше, то, может быть, недельки через две и выпишут, но придется долечиваться — разрабатывать ногу и руку. Но это уже легче. Конечно же, все это время она будет жить у Виктора.
