— Места-то у нас тут вообще тихие. Да в тихом омуте, сам разумеешь, что водиться может, — рассудительно вещал Самоха, глядя в кобылий зад. — А ты-то куда путь держишь?
Но услышать ответ Ильи суждено им было не сейчас.
Впереди, прямо из лесу, на дорогу вышел заросший до бровей рыжим волосом мужик, сказал лошади «тпру» и прихватил под уздцы. У мужика под рукой болтался увесистый кистень, который он, едва лошадь стала, перехватил сподручнее, и тогда сказал уже всем:
— Все, робяты. Приехали, значит.
Его кудрявая огненная борода встопорщилась, и всем стало ясно, что он улыбнулся — недобро и многообещающе.
Тотчас после этого справа и слева вышли к телеге еще два мужика и еще один сзади, с удовольствием разглядывая Любу, к которой сразу прижался Юрок. Люба испуганно и тихо выговорила в спину Самохе:
— «Места тихие»! Накаркал…
Самоха скособочился на своем передке, втянув голову в плечи.
— Что везете, селяне? — спросил тот, что подошел сзади, — долговязый в перепачканных сажей портках, с болтающимся на поясе длинным ножом хорошей работы в добротных ножнах.
— Да так, везем тут… всяко… — прогудел в бороду Самоха, не оборачиваясь и даже не думая лезть за кнутом.
— Всяко — это хорошо, — хрипло отозвался тот, что оказался справа, в нахлобученном на глаза собачьем треухе. Он держал на изготовку укороченный эллинский меч, кое-как отчищенный ото ржи и давно позабывший ножны.
— А ну слазьте, — подал голос четвертый, стоявший слева от телеги, — невысокий, но коренастый мужик, у которого и кистень к поясу был приторочен, и ножны от меча, который он умело держал в руке. И сразу стало ясно, что он и есть вожак. Люба покосилась на Илью, и он сразу понял, что она решила, будто он заодно с лиходеями. Глядя ей в глаза, он отрицательно покрутил головой.
— Кому сказано: слазьте! — прикрикнул вожак, и отточенный клинок блеснул на солнце, вставшем в зенит. Люба поспешно спрыгнула на землю вместе с Юрком, Самоха тоже проворно скатился с передка. Рыжий разбойник взял его за шиворот и подвел к Любе с мальчишкой, которых уже сторожил тот, что был в треухе.
— А ты, детинушка, увечный, что ли? — спросил вожак Илью, и тот нехотя слез с телеги, чувствуя себя как во сне. Все казалось, что разбойники вот-вот расхохочутся, швырнут грозное оружие в кусты да обернутся бойкими на шутки скоморохами. Но вожак и его сообщники и не думали шутить: деда с Любой и Илью с мальцом оттерли от телеги «треух» с рыжим, а вожак с долговязым принялись осматривать мешки.
