Не люди - Геннадий Алексеевич Башунов

Здесь в одночасье погибли сотни тысяч живых существ. Порывистый ледяной ветер обдувал их тела, лежащие на бесконечной равнине праха. Тучи всех оттенков серого неслись по небосклону. В плотной пелене не было ни одной прорехи, позволившей хотя бы одному лучу солнца рассеять царящую здесь вечно полутьму. Да и всходило ли солнце в этом проклятом и промёрзшем месте?

Изрубленные, изорванные, изломанные, изувеченные тела замерли в самых разных позах. Кровь кое-где застыла наплывами, словно когда-то здесь извергся кровавый вулкан, где-то магия, в числе прочих бушевавшая на этом поле, вырывала из тел острые, как скальные пики, потоки, а в каких-то местах кровь застыла зеркально ровной поверхностью. Некоторые тела буквально вросли в этот кровавый лёд, и исполненные мукой лица погибших застыли в его глубине.

Тела сотен тысяч погибших и их кровь являлись единственной деталью рельефа здесь. У погибшей армии – или армий – не имелось ни оружия, ни штандартов. Основным оружием в этой битве было колдовство, а изменённые магией тела некоторых служили лишь подспорьем в битве. Люди и те, кто отдалённо напоминал людей, лежали на огромной равнине неровными рядами, сбивались в кучки, образовывали целые горы из тел, и совершенно неясно, сражались они друг с другом или, напротив, объединились в битве против единого врага.

Почти все они были мертвы больше семи десятков лет.

Почти, но не все.

У самой большой горы трупов лежали двое. Огромные, двенадцати футов ростом, тела просто невозможно было назвать человеческими. Один, с плоским безносым лицом и рогатой головой, сложился буквально пополам, его сломанный позвоночник пробил кожу и торчал чуть выше поясницы. Его безгубый рот, больше напоминавший открытую рану, скалился в безумной ухмылке, обнажающей полсотни мелких острых зубов, лишённые радужки и зрачков треугольные красноватые глаза широко раскрыты. Второй, покрытый шерстью, чья голова больше походила на неровный, поросший чёрным мхом валун, лежал, раскинув оторванные по локоть руки. Его правая нога болталась на жилах, а выпирающая, как у пса, пасть с чёрными губами ощерилась в зверином оскале.

Ни намёка на то, что их сердца ещё бьются и гонят по изувеченным телам кровь. Ни следа дыхания – их вмятые от ударов грудины не вздымались, ни облачка пара не поднималось от их застывших губ. И всё-таки они не умерли. Они спали.

Пока.