– В городу, дядя Наум, – проирджает Тартыга, все более входя в свою роль, – людей, как жомарей в лесу: кои дохнут, а кои на изс место прибавляются… Чудное дело: откуда такая сила народу берется!.. Выйдешь на панель в самую гущу, – тут тебе и генералы в лентах, и господа с тросточками, и барыни (всякие… А умереть,! щто ж… везде с голодухи наш брат помирает… Только в городу смерть веселая, – не то што в деревне… Выпил сороковку, послушал машинку в трактире, хлопнул картузом оземь – и кр-рышка!..
Наум следил за Тартыгой. И по мере того как Тартыга одушевляется, лицо Наума становится строже, веки тяжелеют и надвигаются на темные, глубоко вырезанные глаза… Растет нестерпимая злоба ко всему, о чем так легко болтает Тартыга. Наум весь собирается для ответного удара, прицеливается мрачно в противника и говорит опять… Но он не тратит всех зарядов сразу, не высказывает всего, что думает, а только задает пустяшный, по-видимому, ничего не значащий вопрос:
– Ну, а дальше что?
Тартыге ясен этот хитрый маневр, и он, с своей стороны, считает, что лучше продолжать в прежнем дурашливом тоне.
– Что дальше?.. Сволокут, как собаку, за казенный счет на Пичугино – дальше ничего…
Наум пренебрежительно скользит глазами по Тартыге и незначительно бросает два-три слова:
– Малого же твое, парень, надоть!.. Дешево вы себя, городские, цените…
Серьезный и уверенный вид Наума действует на мужиков… они со смешком оглядывают Тартыгу. Но Тартыга не теряется, из оборонительного положения вдруг переходит в наступательное.
– Как придется, дядя Наум: когда дешево, а когда и дорого!.. А вам, шаповаловским, какая цена?..
Наум принимает вызов. Он весь с ожесточением выдвигается вперед и говорит глухо и увесисто, выпирая из широкой груди тяжелые и значительные слова:
– Наша цена вот!.. – он показывает сухие круглые мозоли на закорузлой ладони… – И еще вон там!.. – он вытягивает сильную рабочую руку по направлению к гумнам, желтеющим за избами. – Если я теперь, примерно сказать, выходил за лето сто пудов ржи – сосчитай-кась, сколько таких пустоплясов вроде тебя будет мой хлебушко исть?
Тартыга в ответ только покручивает тонкие кончики усов.
– Э-ва сказал – сто пудов. А сколь из них помещику да в казну отдашь? А? А вот я банщиком у купца Мордвинкина состоял… Так раз князь Давлеч-Кгельдиев с компанией наехали, да и давай в ванной с пивом в подтаску своих девок купать. Десять рублей за вечер на одних чаях заработал!..
