I.
Отецъ Леонидъ только что проснулся послѣ обѣда и благодушно потянулся на постели. Потомъ всталъ, подошелъ къ окну, откинулъ половинки двойныхъ коленкоровыхъ занавѣсокъ и жадно глотнулъ свѣжій воздухъ широкой и обнаженной волосатой грудью.
Зной, которымъ за день сыто надышалась земля, уже спадалъ. Предвечернія тѣни, прятавшіяся отъ солнца въ кустахъ, теперь выползали и мягкими полутонами стелились по травѣ.
Съ открытой террасы изъ палисадника доносился звонъ посуды. Пили чай…
Постоявъ недолго у окна, отецъ Леонидъ снова сѣлъ на постель, нѣсколько разъ на всю комнату позѣвнулъ и сталъ одѣваться: обулся въ широконосые, подбитые подковами сапоги; надѣлъ сѣрыя казинетовыя шаровары; сложилъ ровно по угламъ — вдвое — сбитое ногами въ комокъ одѣяло и перекинулъ, чтобъ провѣтрить, черезъ подоконникъ; подпоясался плетенымъ пояскомъ; оправилъ космы на головѣ и по домашнему, безъ полукафтанья, въ одной рубахѣ съ разстегнутымъ воротомъ, медлительно пошелъ на террасу.
Дочь Липа налила ему чай… Матушка хлопотала гдѣ-то по хозяйству.
Вышитымъ чайнымъ полотенцемъ отецъ Леонидъ погонялъ мухъ, налетѣвшихъ на свѣжіе душистые соты, нарѣзанные къ Спасову дню на собственномъ пчельникѣ. Мухи отлетали и садились опять густымъ чернымъ роемъ на края миски. Видя, что ничего не подѣлать, отецъ Леонидъ зачерпнулъ большую деревянную ложку меду, накрылъ миску полотенцемъ и приступилъ къ чаю…
Сидѣли молча… Передъ каждымъ глоткомъ отецъ Леонидъ дулъ въ блюдце и обсасывалъ длинные усы, на которые налипалъ медъ.
Думали о своемъ. Липа о томъ, что вотъ скоро кончатся каникулы и надо будетъ ѣхать въ училище; отецъ Леонидъ о томъ, какъ мудро устроена вселенная, какая удивительная гармонія разлита въ ней, — и еще о томъ, какъ прекрасно идутъ у него его собственныя дѣла: одинъ сынъ его въ академіи, другой — священствуетъ въ доходномъ раскольничьемъ селѣ, дочь кончаетъ курсъ въ епархіальномъ, и самъ онъ, надо быть, скоро будетъ выбранъ на уѣздномъ съѣздѣ въ благочинные… И кругомъ все такъ радостно и разумно наслаждается жизнью… Груши и яблони, посаженныя лѣтъ десять тому назадъ, теперь разрослись, раскинули во всѣ стороны кривые плодоносные сучья и пахнутъ душисто и вкусно… Шмели жужжатъ около террасы, важно и дѣловито, какъ протопресвитеры въ бархатныхъ камилавкахъ и желтыхъ ризахъ во время архіерейской службы… И съ полей вѣетъ свѣжими и теплыми, недавно сжатыми и еще неубранными хлѣбами…
— Надо будетъ послѣ чая съѣздить на Амфилоговскій участокъ, посмотрѣть, сколько осталось допарить, — подумалъ отецъ Леонидъ.