— Входите, прошу вас, и познакомьтесь с миссис Барретт.
Дженни ожидало еще редкостное удовольствие — встреча с Элисон Форбс Барретт, школьная кличка Пьянчужка. (Иногда я спрашивал себя, какую роль могло бы сыграть в ее жизни полученное в пансионе прозвище, не стань она с годами серьезной благодетельной дамой, попечительницей музея.) Колледжа «Пьянчужка» Форбс так и не окончила, бросив его на втором курсе с полного благословения родителей, чтобы выйти замуж за Оливера Барретта III…
— Моя жена Элисон, а это — Дженнифер э-э…
Он уже узурпировал право представлять Дженни.
— Калливери, — закончил я, пользуясь тем, что он не знал ее фамилии.
— Кавиллери, — вежливо поправила Дженни. Я переврал ее фамилию — в первый и единственный раз в жизни.
— Как в опере «Cavalleria Rusticana»? — спросила моя мать, желая, видимо, показать, что, несмотря на незаконченное высшее образование, женщина она культурная.
— Правильно, — улыбнулась Дженни. — Но мы не родственники.
— A-а… — сказала моя мать.
— A-а… — сказал мой отец.
Мне оставалось добавить свое «а-а» и гадать, дошел ли юмор Дженни до моих родителей.
Мать и Дженни пожали друг другу руки, и, после обычного обмена банальностями, дальше которого у нас в доме дело не шло, мы сели. Все молчали. Я пытался понять, что происходит. Мать, конечно, оценивает Дженни и ее костюм (на этот раз без всякой богемности), ее манеру держаться, ее произношение. Надо признать, крэнстонский говор оставался у Дженни всегда.
Дженни, наверное, тоже оценивала мою мать. Мне говорили, девушки часто так делают, желая лучше узнать человека, за которого они собираются замуж. Не исключено, что она оценивала и Оливера III. Заметила ли она, что он выше меня ростом? Понравился ли ей его кашемировый пиджак?
Оливер III, как всегда, сосредоточил огонь на мне.
— Как дела, сын? (Он был бесподобный собеседник.)
— Прекрасно, сэр, прекрасно.
Как бы желая поддержать равновесие, мать обратилась к Дженни:
— Вы хорошо доехали?
— Да, — ответила Дженни. — Хорошо и быстро.
— Оливер всегда водит очень быстро, — вставил отец.
— Не быстрее тебя, — парировал я.
Ну, что он на это скажет?
— Да, пожалуй, что так.
Спорим, что нет.
Мать, которая всегда на его стороне, перевела разговор на более общую тему — то ли на музыку, то ли на живопись, — я не очень внимательно слушал. Потом у меня в руках оказалась чашка чаю.
— Спасибо, — сказал я и добавил: — Мы скоро поедем.
— Как это? — не поняла Дженни. Они, кажется, обсуждали Пуччини или еще кого-то в этом роде и потому сочли мое замечание несколько неожиданным. Мать посмотрела на меня (редкое событие):
