Не произведения искусства. У нас тоже были шедевры, хотя наши соответствовали ранее нажитому состоянию и относились к прошлому веку. Мебель тоже имела смутное сходство. Для меня антикварное означает старое; я не ценю разные старинные безделушки.
Но ванные комнаты! В этом Барретты оказались неразрывно связанными с пуританской традицией: комнаты функциональные, белый кафель, все простое, можно сказать, спартанское. Вовсе не для того, чтобы там нежиться. Не то у Биннендейлов. Их ванные были достойны римского императора. Или, более точно, того современного римского творца, который их создал. Сама идея заказать дизайн такой комнаты вывела бы из себя самого либерального из Барреттов.
В зеркале, через приоткрытую дверь, я видел спальню.
Туда въехал сервировочный столик.
Его толкала Милдред.
Груз: завтрак.
К тому времени, когда я вытер лицо, Марси была за столом, в одеянии, которое, по-моему, она не собиралась надеть на работу. Я сел, завернутый в полотенце.
— Кофе, бекон, яйца?
— Боже, что за чертов отель!
— Все еще жалуетесь, мистер Барретт?
— Нет, было весело, — ответил я, намазывая маслом горячую булочку, — и я бы хотел навестить тебя еще раз.
Я остановился. И добавил: — Лет эдак через тридцать.
Она казалась озадаченной.
— Марси, — сказал я, — это место для палеонтологов. Оно наполнено спящими динозаврами.
Она взглянула на меня.
— Это не то, что тебе на самом деле нужно, — сказал я. На лице ее отразилось какое-то волнение.
— Я хочу быть с тобой, — ответила она.
Она не была застенчива. И не была в такой степени переполнена метафорами, как я.
— О’кей, — сказал я. Чтобы дать себе время придумать, что сказать дальше.
— Когда мы к тебе пойдем? — спросила она.
— Сегодня, — ответил я.
Марси это не обескуражило.
— Пожалуйста, скажи, когда и где.
— Давай встретимся в пять часов в Центральном парке. У входа к озеру, со стороны Ист-сайда.
— Что мне принести? — спросила она.
— Кроссовки, — ответил я.
Я упал с высоты в десять тысяч метров и ударился о землю. Я был в состоянии невероятной депрессии.
— Это невыносимо, — сказал я доктору. — Неужели вы не могли меня предупредить?
Еще днем моя безумная эйфория начала переходить в невыразимое уныние.
— Ведь все в порядке, — начал я. И сразу понял, как смешно это звучит. — В смысле, с Марси у нас все идет хорошо. Все дело во мне. Я скован. Я не могу себя перебороть.
Возникла пауза. Я не уточнил, что именно.
Было трудно сказать: «Привести ее к себе домой». Понимаете?
