Благодаря делу «Миранда против штата Аризона» (арх. № 384СЩ436)[1] я был занят выше головы. Верховный суд наконец признал: подозреваемому следует разъяснить, что он имеет право молчать, пока не получит адвоката. Я точно не знаю, скольких человек до этого поспешно отдали под суд, но внезапно я разозлился за всех них. Например, за Лероя Сигера, который уже сидел, когда мне поручили вести его дело.
Ли был признан виновным на основе подписанного признания, ловко (но законно ли) полученного от него после длительного допроса. К тому времени, когда обвиняемый подписал протокол, он не понимал, что делает, и думал лишь о том, что ему наконец дадут поспать. Дело Лероя Сигера создало один из основных прецедентов для возбуждения другого дела — «Миранда против штата Аризона». И отпустили эту пружину мы. Небольшой пример торжества справедливости задним числом.
— Спасибо, дружище, — сказал мне Лерой и повернулся, чтобы поцеловать свою плачущую жену.
— Все в порядке, — ответил я и пошел прочь, не в силах разделить счастье Лероя Сигера. К тому же, у него была жена. И вообще, мир был полон тех, кого мы, юристы, на своем слэнге называем «чайниками».
Например, Сэнди Уэббер, который боролся с призывной комиссией, чтобы добиться права на альтернативную службу. Судьи колебались. Сэнди не был квакером, и поэтому не было ясно, что заставляет его отказываться воевать — «глубокая вера» или просто трусость. И хотя его положение казалось весьма рискованным, бежать в Канаду он не хотел, а хотел, чтобы суд признал его право на свободу совести. Человек он был очень мягкий, его девушка сильно за него боялась. Один из друзей Сэнди отбывал срок в тюрьме, и ему там не очень нравилось.
— Давай сбежим в Монреаль, — говорила она.
— Я хочу остаться и бороться, — отвечал он.
Мы боролись. И проиграли. Потом подали апелляцию и выиграли. Он был счастлив, что вместо службы в армии будет три года мыть посуду в больнице.
— Вы выступали просто потрясающе, — ликовал Сэнди и его возлюбленная, обнимая меня.
— Храните веру, — ответил я и отправился убивать других драконов. Разок оглянувшись, я увидел, как они пляшут на тротуаре. Захотел улыбнуться, но не смог.
Я был очень зол.
Я работал допоздна. Мне не хотелось уходить из офиса. Все дома напоминало о Дженни. Пианино. Книги. Мебель, которую мы вместе покупали. Да, я старался убедить себя, что надо переехать. Но я так поздно добирался до дома, что это было бессмысленно. Постепенно я привык к одиноким обедам на нашей тихой кухне, вечером слушал магнитофон, хотя никогда не садился в кресло, в котором Дженни читала. Я даже почти научился засыпать в нашей пустой кровати. И потому не думал, что мне нужно уезжать из этой квартиры.
