— Простите его, Оливер, — сказала мне миссис Стайн.
— Он сумасшедший, когда дело доходит до музыки.
— А что еще есть на свете? — возразил Стайн, добавив: — Все приглашены на воскресенье. К нам. В полшестого. Вот когда мы по-настоящему поиграем.
— Мы не можем, — сказала Гвен, наконец снова вступая в разговор. — В воскресенье у родителей Стивена годовщина свадьбы.
— Ладно, — сказал мистер Стайн. — Тогда Оливер…
— Быть может, у него другие планы, — сказала миссис Стайн, чтобы помочь мне избежать ловушки.
— Кто ты такая, чтобы говорить за него? — сказал ей мистер Стайн, справедливо негодуя. А потом обратился ко мне: — Появляйтесь примерно в полшестого. Захватите свой инструмент.
— Единственное, во что я играю, это в хоккей, — ответил я, надеясь, что мне удалось его обхамить.
— Тогда захватите свою клюшку, — сказал мистер Стайн. — Мы вас приставим к ведерку со льдом. До свидания, Оливер.
— Ну как? — спросил Стив, когда я доставил его жену.
— Чудесно, — пропела Гвен. — Ты пропустил великолепное представление.
— А что думает Барретт? — спросил он, хотя я стоял перед ним. Мне захотелось отослать его к моему только что обретенному адвокату, мистеру Стайну, но я просто пробормотал: — Хорошо.
— Прекрасно, — сказал Стив. Про себя же я подумал, перефразируя покойную королеву Дидону: «Теперь меня употребили».
Наступило воскресенье. И я, естественно, не хотел идти. Но судьба надо мной не сжалилась. Я не получил никаких срочных сообщений, не было у меня и срочного дела. Не было и звонка от Фила. И я даже не заболел гриппом. Таким образом, лишенный всякого предлога уклониться от приглашения и держа в руке большой букет, я оказался на углу Риверсайд-драйв и 94-й улицы. Перед дверью Луи Стайна.
— Ага, — пропел хозяин, увидев мое подношение. — Ну зачем это? — И крикнул жене: — Это Оливер, он принес мне цветы. Она быстро подошла и поцеловала меня в щеку.
— Заходите и познакомьтесь с музыкальными мафиози, — скомандовал мистер Стайн. И обнял меня за плечо.
Десять или пятнадцать музыкантов стояли за нотными пюпитрами по всей комнате. Болтая и настраивая инструменты. В комнате царило оживление, инструменты громко звучали. Единственным предметом мебели, который украшал комнату, был огромный, до блеска отполированный черный рояль. Через большое окно и видел реку Гудзон и парк Палисады.
Я пожал каждому руку. Большинство напоминало повзрослевших хиппи. Те, кто был помоложе, напоминали молодых хиппи. Черт, зачем я надел галстук?
