Когда мешок с песетами опустел и люди стали расходиться, воздавая хвалу Абд аль-Меджиду Шакрафу, мой друг Флаэрти подошел ко мне и, подмигнув смеющимся глазом, попросил познакомить его со странным господином. Мы направились к столику, за которым сидел Абд аль-Меджид Шакраф, окруженный — словно султан придворными — почтенными торговцами и мудрыми толкователями Закона, имеющими обыкновение чинно распивать кофе в кофейнях на Малом базаре. Они были единственными, кто осмелился приблизиться к Абд аль-Меджиду Шакрафу. Неторопливо, с достоинством вели они беседу, и тут я подвел к ним моего друга Флаэрти и представил его. Я заметил, что при слове «журналист» в добрых глазах моего нового господина снова вспыхнул огонек тщеславия.
«Спроси его…» — начал было Флаэрти по-английски, обращаясь ко мне, поскольку я обычно играю при нем роль переводчика.
Абд аль-Меджид Шакраф расхохотался, хлопнул господина Флаэрти по плечу и сам заговорил по-английски на удивление свободно, бегло (чего нельзя сказать о его арабском), со всеми, правда, особенностями американского произношения.
Все вокруг были поражены, и Абд аль-Меджид Шакраф от души порадовался, видя такую реакцию окружающих. Он стал объяснять господину Флаэрти, что его сознательная жизнь началась в Нью-Йорке, куда он приехал пятнадцатилетним подростком в то достопамятное время, когда люди переезжали с места на место, не имея никаких бумаг с печатями, без которых сегодня просто шагу нельзя ступить. В Нью-Йорке он сперва торговал на улицах разными украшениями, бабушами и благовониями, потом открыл небольшой марокканский магазин, а потом магазин побольше. Мало-помалу ему удалось сколотить целое состояние. Американское правительство, куда входят самые богатые, самые могущественные люди в мире, согласилось признать его гражданином Соединенных Штатов Америки. Но теперь, спустя сорок лет, он пожелал вернуться в Танжер, который покинул голодным оборванцем, и зажить на широкую ногу, вызывая восхищение и зависть у земляков. И вот он здесь.
«Но не забывайте, друг мой, — то и дело повторял он господину Флаэрти, — что я гражданин самой богатой и могущественной страны в мире».
Будучи американцем, он и в самом деле чувствовал себя выше других людей. А Танжер он выбрал потому, что в этом городе мог лучше всего продемонстрировать свое особое положение.
Дабы упрочить его, он заказал у изумленных ремесленников американский флаг, в три раза больший, чем тот, что реет над зданием американского консульства. День, когда флаг был вывешен на красивом особняке, купленном в самом центре старого города, стал счастливейшим днем в жизни Абд аль-Меджида Шакрафа.
