— Матушка, — шепнула Лиза, — а ты, как с батюшкой венчалась, так же красиво было?
«Венчается раб божий Иоанн рабе божией Феодосии», — услышала Марфа, и, вспомнив невидную деревянную церковку, — неподалеку отсюда, — ответила: «Да, Лизонька, так же красиво».
«Венчается раба божия Феодосия рабу божьему Иоанну», — раздалось с амвона
— Когда я повенчаюсь, тоже будет красиво, — восторженно сказала Лизавета
— А я, — со значением сказала Марья, рассматривая свои перстеньки, — и вовсе венчаться не буду. И так можно, — лукаво улыбнулась девочка.
— А я — вдохнув запах ладана, томно прикрыв глаза, закончила Прасковья, — повенчаюсь в соборе Святого Павла, понятно? В Лондоне, — важно добавила девочка.
— А ну тихо! — шикнула на них мать. «Иначе сейчас на дворе окажетесь, и там будете про свои венчания-то рассуждать».
— Ну, — поднялся Ермак Тимофеевич, когда внесли жареных лебедей, — не пора ли молодым идти почивать?
— Пора, пора, — закричали дружинники. Марфа вдруг подумала, что никогда еще в их крестовой палате не сидело столько мужчин — кроме нее и дочерей, женщин тут и вовсе не было.
Федосья закраснелась, и, отвернув голову, прикрыла лицо рукавом.
— Горько! — закричали дружинники. «Горько!».
Кольцо усмехнулся, и, отведя в сторону рукав, поцеловал жену — глубоко и долго. «Горько!» — потребовали собравшиеся.
— Ну что ж с вами делать, — ухмыльнулся атаман. «Придется еще!».
Заради венчания Марфа приказала освободить одну из кладовых на дворе. Там и поставили брачную постель — ключница, как заведено, постелила ее на снопах ржи и пшеницы, а в углы комнаты дружинники Кольца воткнули стрелы, повесив на них калачи и связки драгоценных мехов.
Когда закрылась за ними дверь, Кольцо, при свете единой свечи, что держал он в руке, взглянул в мерцающие очи жены.
— Не жалеешь-то, Федосья, что пошла за меня? — хрипло спросил атаман. «Путь долгий перед нами, опасный».
Она, молча, расстегивала жемчужные пуговицы на опашене. Светлый шелк скользнул вниз, по смуглым бедрам, и Федосья оказалась в одной кружевной рубашке.
— Не жалею, Ваня — помолчав, сказала она. Жена вдруг лукаво усмехнулась: «Как вы Сибирь-то собираетесь воевать, коли баб с детками у вас не будет? Кому-то же надо туда ехать. Вот и поедем».
— А ну иди сюда, — он притянул Федосью ближе и тихо сказал: «Хоша я тебя, жена, уже по-всякому брал, хоша и дитя ты наше носишь, однако сего я не делал еще.
— Чего ты не делал-то? — шепнула жена, и ее сладкое дыхание защекотало ему ухо.
