— На ложе брачном с тобой не был, — сказал Кольцо, медленно снимая с нее рубашку. «А сейчас буду, Федосья, и до самого утра, — ты в возке поспишь потом, а сегодня уж спать не придется тебе».
— А как ты на коня завтра сядешь? — рассмеялась Федосья, глядя на то, как он раздевается.
— Да уж сяду, постараюсь, — ответил муж, накрывая ее своим телом. «А вот ты точно завтра ходить не сможешь».
Она закинула длинные ноги ему на спину, и, разметав по простыням темные волосы, выгнувшись, чуть застонала.
— На, — шепнул Кольцо, — подсовывая ей сорочку, — и потерпи, завтра ночью я тебя на привале в лес уведу, там покричишь вдоволь.
Жена только кивнула головой, прикусив кружево.
Марфа посмотрела на темные круги под глазами дочери и чуть усмехнулась. Федосья, неудержимо зевая, замотала косы невидным платком. В рассветном, еще сером тумане ее лицо казалось совсем, смуглым — ровно каштан.
— Как Оку с Волгой будете проезжать, — сказала Марфа, — рыбы купи, уха у тебя хорошая получается, хоша поедите вкусно. Коли в лес по грибы ходить будешь — смотри, куда идешь, и тут змеи есть, и на Большом Камне — тако же. Незнакомые грибы не бери, только те, что учила я тебя. Ну что еще…, - она прервалась и улыбнулась. «Внуков береги моих, и покажи их мне — уж постарайся».
Федосья кивнула и вдруг кинулась на шею матери. «Матушка, — сказала она, заплакав, — милая…».
— Ну-ну, — Марфа погладила ее по голове. «Даст Бог, и встретимся еще. И коли, кто от вас на Москву поедет — грамотцу передай, дойдет до меня. Федора и девчонок я уж будить не стала, вчера вы еще попрощались».
— Федосья! — донесся с улицы голос атамана. «Возок здесь уже».
Марфа, стоя в воротах усадьбы, перекрестила дочь, и та, потянувшись из окна возка, приникла губами к пахнущей жасмином, мягкой щеке.
— Храни ее Господь, — вздохнула Марфа, глядя вслед возку и всаднику рядом с ним. Они медленно удалялись, и, наконец, совсем исчезли в золотом, жемчужном сиянии, что поднималось на востоке.
Эпилог
Лондон, осень 1583 года
Город вставал перед ним из осеннего, волглого рассвета. Степан, стоя на носу барки, вдохнул соленый, восточный ветер, что дул вокруг них, и пробормотал: «Вот и все». Темза — серая, мощная, — играла легкой волной, и вдали уже были видны очертания Лондонского моста.
— Как тут холодно, — раздался рядом голос Ника. Он закутался в плащ, чихнул, и добавил:
«Дома-то мы бы сейчас купались уже, перед завтраком».
— Через пять лет накупаетесь вволю, — усмехнулся Степан, потрепав сына по плечу.
