Мне кажется, что я всю жизнь мог бы сидеть на кровати Кристи и слушать ее рассказы. Когда она попросила меня рассказать что-нибудь о себе, я выдал ей несколько историй, а она слушала и смеялась во всех нужных местах.
Потом Кристи сказала, что она устала. Я не дрогнул ни единым мускулом. Если хочет, пускай вызывает буксир, чтобы выдворить меня отсюда.
— Так что… Ты хочешь остаться тут?
Она пыталась казаться непринужденной, а я прекрасно видел, насколько она напряжена и даже напугана. Но я не мог отказаться от своей мечты.
— Конечно, — выпалил я и почувствовал, что у меня шарики окончательно заходят за ролики от счастья.
Потом Кристи исчезла в ванной, а я упал на постель, ощущая себя молодоженом в начале медового месяца.
Как же это отличалось от тех разов, когда я у кого-то оставался. У Санни. У высокого мужчины в сексуальной футболке.
Я представлял, как возвращаюсь в дом на холмах, тихо крадусь в спальню Беби и Сладкой, надеваю маску Ричарда Никсона и даю выход своей ярости. Мне хотелось им отомстить. Да-да, я читал эту веселую статистику в какой-то газетенке. Более шестидесяти процентов переживших сексуальное насилие начинают опускать других. Более девяноста процентов работников секс-индустрии прошли через сексуальные домогательства. Да. И у многих на пути попадались Бэби и Сладкие.
Я тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Вдохнуть немного воздуха, выровнять дыхание… Может, я и правда смогу теперь оставить все это позади?
Я же не обязан заниматься этим, если не хочу? Я же сейчас здесь, верно?
Я решил остаться с Кристи навсегда.
* * *
Когда мне было восемь, я учился в начальной школе Джорда Уоллеса и старался как можно реже смотреть на свои руки, казавшиеся мне слишком большими. Я ждал звонка с другими ребятами, окруженный старшеклассниками — безнадежно толстыми будущими миллионерами.
— Где ты взял этот свитер? — спросил кто-то Джордана Бейлора, моего одноклассника.
— Свистнул у дохлого ниггера, — ухмыльнулся тот.
Все заржали.
— Это нехорошо — называть ниггерами черных людей, — даже не успев подумать, выпалил я то, что казалось мне истиной.
— Эй, а ты что, любишь ниггеров? Любитель ниггеров! — Джордан Бейлор, крутой парень, повернулся ко мне и зашипел, как куклуксклановец.
Вслед за ним все закричали:
— Любитель ниггеров! Любитель ниггеров!
Кто-то плюнул в меня. Все снова засмеялись.
Я просто повторил то, что часто говорила мне моя мама, а теперь мне стало страшно: одна фраза — и я сразу же изгнан из общей компании. Но я не плакал, моя верхняя губа держалась с британской твердостью и никогда не дрожала.
