— Да вы для меня ничем не лучше портного Шоелки, с которым я выпиваю у Зайнвла.
О, Ракитное сразу им заинтересовалось. И восемнадцатилетняя дочь Азриэла Пойзнера Хава влюбилась в него. Хава Пойзнер не раз обещала родителям, что не будет с ним встречаться, но каждую пятницу бежала вечером к Бромбергам и ждала, не придет ли он.
— Правда ведь, — говорила она мадам Бромберг, — у него такое необычное лицо, такой высокий лоб…
Но это было давно, целых пять лет назад.
А теперь она растравляет ему душу, повзрослевшая, расцветшая Хава Пойзнер, и конца этому не видать. Ей назло он волочится за служанкой Хайкой и всем говорит, что женится на ней, но Хаве Пойзнер до этого и дела нет. Прегер помнит, что она уже вторую неделю в окружном городе, а без нее Ракитное кажется пустыней в эти прекрасные летние дни. Он смотрит в потолок и размышляет: «Чего же Хаве Пойзнер от него надо?» И еще: «Рано или поздно она его замучает до смерти».
Вдруг раздается тихий стук в дверь, и за ним, еще тише, осторожно входит богатый родитель с холеным поповским лицом. Он выглядит как-то не так, видно, неловко ему, словно он заявился на буднях с праздничным визитом.
От неожиданности Прегер забывает, что пенсне лежит на столике, обитом черной клеенкой, и машинально прижимает три пальца к переносице. Но вот он надевает пенсне и поднимается.
— Садитесь, пожалуйста, — приглашает он Азриэла Пойзнера, а сам не смотрит на него.
С минуту они сидят молча.
— Я уже давно должен был нанести вам визит, — произносит Пойзнер, улыбается и в легком поклоне сгибает широкую поповскую спину.
Оба по-прежнему не смотрят друг на друга.
Пауза.
Прегер уже пришел в себя, но не может понять, что означает это посещение. Между ним и богатым, известным торговцем, отцом его любимой девушки, все отношения порваны раз и навсегда. Он больше не бывает в их доме. Как-то зимой, на Хануку, Прегер под вечер подошел к новому дому Азриэла Пойзнера на полукруглой площади и увидел, что у парадной двери ждут разукрашенные сани, запряженные парой лошадей. Не иначе как польская упряжка молодого Деслера. Весь вечер сыпал снег, возчик дремал, сгорбившись, а внутри, в ярко освещенном коридоре, куда вошел Прегер, стояла в одиночестве жена Пойзнера и с превеликой нежностью гладила новенькую, с иголочки, кунью шубу, висевшую на вешалке. Чья же это была шуба, уж не Деслера ли? На Прегера женщина даже не взглянула.
— Слушайте, — спросил Прегер, не спеша протирая снятое с носа пенсне, — у вашего мужа, кажется, тоже есть настоящий куний тулуп?
