Да, тут действовала, безусловно, некая иная сила! Кабы такое было единожды, он, фон Штраубе, и согласился бы с комтуром Литтой, что любое злодейство, вроде той ловушки с падающей на голову каменной балкой, могли изобрести заново и Орден тут ни при чем; но когда во второй, в третий раз… В подобные совпадения молодой барон уже решительно не мог поверить!
Две силы открыли смертельную охоту на него, и рычаг одной из этих сил управлялся рукою, каким-то образом соприкосновенной с Орденом. И эта вторая сила была много опаснее первой, ибо она была гораздо изощренней в делах убийства.
Однако если сил таких было две, то и двигали ими, возможно, две совершенно разные причины – к осознанию этого он только нынче пришел. Предположим, комтур прав и его, фон Штраубе, неосторожные слова там, в карете, каким-то путем дошедшие до ушей заговорщиков, испугали их и побудили к решительным действиям.
Но какова, какова же могла быть другая причина, несомненно тянущаяся к Ордену?! К тому самому Ордену, одной из главных забот которого как раз и была забота о его, фон Штраубе, безопасности. Ибо его высокое предназначение являлось как раз важнейшей из орденских тайн, в какой-то мере смыслом существования всего орденского братства.
Эта причина пока оставалась непостижима для ума, была так же неуловима для разума, как были неуловимы для глаз те, кто подвешивал к потолку балку, пропитывал ядом исподнее и дрова.
. . . . . . . . . . . . . .
Лишь нынче утром придя заключению о этих двух силах, движимых совершенно разными побуждениями, сейчас фон Штраубе направлялся к отцу Иерониму, чтобы поделиться своими невеселыми мыслями со слепцом. Кому еще, как не слепцу, и узреть силу, прячущуюся во тьме? Ум у слепца, несмотря на его года, был вполне ясен, об орденских делах и помышлениях он знал, пожалуй, не меньше, чем комтур Литта, а после того как отец Иероним спас его от напавших злоумышленников, фон Штраубе доверял ему больше, чем кому-либо в этом мире, где даже воздуху не слишком следует доверять…
Однако, шагая по направлению к Фонтанке, он вдруг услышал позади себя:
— Ваше… Ваше сиятельство!..
Хоть фон Штраубе «сиятельством» и не являлся, но окликали судя по всему именно его.
Он обернулся и увидел двух молодых гвардейцев. Явно один-то из них и окликнул его с моста и уже поспешал в его сторону.
Будучи теперь всегда настороже, фон Штраубе сжал было рукоять шпаги… Да тут же и отпустил, ибо узнал в подбегавшем к нему того симпатичного капрала, своего недавнего спасителя. «Двоехоров… Да, кажется, так!» – вспомнил он и воскликнул:
