— У меня есть знакомый, он мне с гордостью говорил: «Вот я, сколько лет живу, ни одного слова не дал редактору исправить. Ни запятой!..» Нет, я со всем уважением, но я не понимаю: ПОЧЕМУ?
* * *
В советские времена делегация писателей поехала в Польшу. Их там возили по святым местам. Виктор Голявкин много выпивал и угрюмо бормотал:
— Гробы, гробы…
Тогда ему сказали:
— Виктор Владимирович, если вам не нравится, мы можем вас больше не брать за границу.
И он смирился.
* * *
Два художника с седыми усами и бородками, в выцветших беретах — рисуют осенний пейзаж.
Один другому:
— Я давно подозревал, что занимаюсь никчемушным делом. А тут стою-рисую — ко мне подходит ребенок, даже непонятно — мальчик или девочка, и спрашивает: «А ты куда потом все это складываешь?»
— Ответил бы: «В Третьяковскую галерею»!
— Зачем я голову человеку буду забивать с малых лет?
* * *
Едем с книжной ярмарки по улицам Праги.
Андрей Битов смотрит в окно автобуса:
— Это какой город? Одесса? Киев?..
Евгений Попов:
— Это Прага…
— Нет, это не Прага, — рокочет Битов. — Она мне не говорила, что она такая. Она мне говорила, что она другая…
* * *
— Голявкин — мой учитель, — говорит Битов. — Первый раз я увидел своего современника и его живую прозу. Он учился в Академии художеств, преподаватель анатомии его спрашивает: «Из каких костей состоит череп?» Он ответил: «Из двух — из верхней и нижней». «А сколько зубов?» «Сто!» Так и у меня всего по сто, — сказал Андрей Георгиевич. — Сто лет, сто женщин было у меня, сто книг, сто детей, сто городов, сто домов…
— А ты говорил — двадцать, — заметил Евгений Попов.
— Двадцать — это историческая правда, — отвечает Битов, — а сто — художественная.
В Тулузе у наших соседей на участке вырос африканский баобаб, — рассказывает моя одноклассница Лена Книжникова, — им семечко кто-то принес, они и посадили, так он за пару лет так вымахал, что чуть им весь дом не развалил. Бригаду лесорубов пришлось вызывать на борьбу с этим баобабом, пилили, рубили, спускали на землю ствол — по частям. Один баобаб — устроил целую экологическую катастрофу!
* * *
У нас есть приятель — художник Николай Козлов. Однажды он стоял с кем-то на бульваре — разговаривал, разговаривал, в конце концов — взял и упал навзничь, «чтобы у всех от этой тусклой беседы, — как он объяснил потом, — осталось хоть какое-то интересное воспоминание…».
* * *
Как-то Коля Козлов создал инсталляцию из железа «Ferrum» в виде огромных букв и выставил их в галерее у Александра Якута. Через некоторое время Якут решил расширить выставочное пространство и перенес Колины скульптуры в растущую новостройку.
