— И чего ты так всполошился? — почти миролюбиво осведомилась она.
— История неприятная, ма шер. Мне еще мало лет было, жили мы с батюшкой в Петербурге. Родня наша, сама знаешь, небогата. Ну и батюшка хотел форс держать. А денег-то нет. Вот он и пристрастился к картишкам. И в игре того… передергивал…
— Шулерствовал, что ли?
— Понемногу обычно… Но в тот вечер большая игра была. Батюшку чуть за рукав не схватили. Вот он и свалил все на какого-то немца. Сказал — тот шулер. Скандал вышел. Граф Воронцов там был. Немец-то ему другом приходился. Вот он и не поверил, что тот мухлевал. Всех опрашивать стал. Ну и меня спросил. Мне тогда лет десять всего было. Я и сказал, что уже несколько раз с батюшкой на игру прихожу, и каждый раз вижу, что именно этот немец играет нечестно.
— Эк тебя занесло на обман-то…
— А что делать было? Жить-то нам с батюшкой надо. Вот и обвинили чужого. Воронцов, правда, и мне не поверил. Но другие игроки стали кричать, что уж ребенок-то — чистая душа, врать не станет. Конечно, с тех пор я вырос, изменился. Но все-таки сделай милость, Нюточка, едем домой!..
И Шишмарев потащил подругу за собой к выходу. И вовремя. Потому что вся компания генеральских гостей уже вышла в коридор.
— Позвольте проводить, ваше сиятельство в парадную залу! — гудел Закревский, забегая вперед императорского любимца. — Для нас честь — сам граф Василий Семенович Воронцов! И как раз к празднику. Вот извольте видеть, у нас именины моей дочери Полины. Подойти сюда, моя красавица!
Но Воронцов не дослушал хозяина. Наконец-то найдя Романа, он ринулся обниматься:
— Роман Иванович! Ромка! Это же я — Василий Семенович!
Шварц оторопел. Оказывается, вот кто гостил у него — сам знаменитый граф Воронцов!
На помощь Роману пришел Закревский, тут же сменивший тему разговора:
— Вы, ваше сиятельство, прибыли к нам в счастливую минуту для милейшего Романа, не знаю как его по отчеству, мы тут без отчеств, по-родственному общаемся. Господин Шварц объявил о помолвке с мадемуазель Александрин Перегудовой.
— Да не Перегудова она, а Локтева! — встряла-таки Авдотья Самсоновна.
— Все равно — родня! — отрезал Перегудов. — Наиближайшая! Как сестра вместе с моей дочкой Наденькой воспитывалась. Все время вместе, как подружки, как едина душа. Вот и на званый обед к губернатору вместе прибыли. Так, Сашенька?
Иван Никанорович посмотрел в сторону Романа, рядом с которым должна была стоять родственница. Но Саши не увидел. Новоявленный жених обнимался и целовался вовсе не с Сашей, а с шумным и раскрасневшимся только что прибывшим губернаторским гостем. Тот, словно медведь, хватал Романа в охапку и громогласно гудел:
