Прекрасная славянка - Екатерина Романова

На пиру княжьего сотника собралась вся военная знать Ярого городища. Бряцали мечи, кубки, ржали кони, беспрестанно раздавался хохот, играла веселящая громкая музыка, в полной суматохе сновали ярко наряженные женщины.

Праздновали удачное полюдье — сбор дани. Охапки меха, собранного с каждого дома покоренных деревень, валялись на возах блестящими кучами. Это были настоящие сокровища. Шкурками можно было расплатиться на любых торгах. Рабы, сгрудившиеся около повозок с мехами, старались не привлекать к себе внимание, чтобы не попасть под руку разгоряченным и опьяненным возвращением домой воинам. Челядь, которой Русь тоже много торговала, высоко ценивалась, особенно молодые и красивые рабыни. Чем моложе и красивее девушка, тем больше шкурок была ей цена.

Дружинники, ликуя по поводу возвращения домой, с радостью садились за обильные столы с дичью, медом и пьянящим варевом. Наскоро оговаривались сроки подготовки судов для отправки в Царьград на продажу собранной дани, женам приказывалось разобрать личную поклажу, слуги уводили коней, и гвалт стоял невыносимый.

В основном рабы выглядели усталыми и равнодушными, глаза их лишь тогда загорались, когда ветер доносил ароматные запахи от уставленных кушаньями столов.

— Мишек, не надо! — уговаривала немолодая заплаканная женщина своего сына. — Если кто-нибудь заметит, то отберут тебя у мамы. Не делай этого!

Ребенок, не обращая внимания на мать, тянулся к валяющимся рядом с возом раздавленным яблокам. Видимо, муки голода стали для него невыносимыми.

Девушка, сидевшая у самых колес повозки и не проявляющая до этого никакого интереса к окружающему, выдернула руку из ослабшего узла пут из пеньковой веревки и, протянув ее к яблокам, собрала для малыша сочные, перепачканные землей куски.

Тут же прямо над ней запела бечева хлыста. Со звонким щелчком хлыст ударил в то место, где мгновение назад была рука молодой рабыни, взвился снова со звуком, похожим на вздох, но опуститься не успел.

— Остановись, Гнешка! — произнесла жена сотника, не повысив привыкшего повелевать голоса, но так, что слуга беспрекословно повиновался. — Не видишь, девочка голодна.

Молодая чумазая рабыня с удивлением подняла живые, горящие глаза на женщину, очень ее заинтересовавшую. Открытое умное лицо, высокий лоб, властные губы, шикарная одежда из тонкой ткани и меха, длиннющие рукава которой свисали до самой земли. Такой хозяйке невозможно было прекословить. Во всяком случае, с трудом нашелся такой, который сумел бы сделать это.