Строй постепенно распался, ширина колонны уменьшилась. Подгоняемые морозом, люди были вынуждены все время прибавлять шаг. Раненые и обмороженные оставались позади.
Я отдал позаимствованное в русской избе одеяло Канделе, чтобы он обмотал им плечи и голову. И сам тоже набросил одеяло на голову: вязаный шлем был для нее далеко не лучшей защитой. Так что мы временно перестали видеть, что делается вокруг, видя лишь маленький кусочек дороги под ногами. Так мы и шли, поддерживая друг друга, стараясь не думать о холоде, а только идти, идти, идти...
Вскоре Кандела начал стонать, он с видимым трудом волочил отказывающиеся подчиняться ноги. Ну, парень, не сдавайся! Иди!
Мы прошли мимо длинной шеренги итальянских грузовиков. Очевидно, их бросили несколько дней назад. Они выглядели так, словно были сделаны из стекла. Господи, помоги тому, кто рискнет дотронуться до этого стекла рукой!
Прямо перед нами медленно всходила луна.. Она тихо поднималась из-за величественных белых холмов. Это была очень большая и румяная луна. Но мы не могли думать ни о луне, ни о чем-то еще. Надо было идти.
Марш постепенно перешел в забег. Кандела умолял меня идти медленнее.
Я старался удерживать его на левой стороне колонны, чтобы те, кто идут справа, прикрывали моего друга от ветра, который мог убить несчастного. На снегу все чаще попадались лежащие без сил люди. Нечего было и думать о том, чтобы остановиться и попытаться растормошить их, приказать идти вперед. Остановка означала неминуемую гибель. Нужно было двигаться, чтобы выжить.
Неудивительно, что люди теряли рассудок, начинали бредить, видеть то, чего не было на самом деле. Некоторым казалось, что они входят к себе домой. Они тянули руки, чтобы обнять жену и детей, шли к бару в углу, чтобы выпить чего-нибудь согревающего.
Со всех сторон неслись бессмысленные реплики, бессвязные восклицания. Один солдат постоянно монотонно бубнил одни и те же слова: "Немножко супа, немного тепла... Немножко супа, немного тепла..."
Я же чувствовал себя отлично, был, пожалуй, даже воинственно бодрым. Я почти хотел, чтобы этот марш никогда не закончился. Меня переполняло желание идти вперед. Я явственно чувствовал, как по телу разливается тепло. Ветер только подстегивал мои ноги, я едва сдерживался, чтобы не перейти на бег.
Уроженец Палермо, Кандела не привык к отрицательным температурам, поэтому ему было так плохо.
Неожиданно я почувствовал желание облегчиться. Даже в таких условиях не следовало забывать о естественных потребностях человеческого организма. Я не боялся остановиться, поскольку ощущал в себе достаточно сил, чтобы совершить затем хороший рывок и догнать колонну. Но я не мог бросить без помощи Канделу. Если он отстанет, то уже никогда не догонит немцев, а это означало верную смерть. Поэтому я решил поручить его кому-нибудь из солдат. В конце концов я отыскал солдата, который показался мне обязательным человеком и согласился некоторое время позаботиться о Канделе. Я убедился, что солдат запомнил имя моего друга, так как очень боялся, что, когда я буду его звать, сам Кандела не откликнется.
