Он громко прочистил свой припухший нос, поправил за плечами тощий мешок и, прищурившись, с тоской посмотрел на заросшее бурьяном поле.
— Народ без царя проживет. Справится...
— Чудно! Право слово, чудно, — покачал головой Василий. — А вот в Германии от своего хозяина я другое слышал. Он говорил: Расея в петлю попала...
Изголодавшийся, забитый в неволе солдат привязался ко мне, охотно говорил о своей жизни в плену и удивлялся переменам, происшедшим в России.
— ...Раньше, на огне меня жги, того бы не сделал, а теперича все одно, закону-то настоящего нету... Пропади пропадом, решил запродать свой револьверт, а на вырученные денежки мамане подарочек справить. Как ты советуешь?
— Смотри, как бы шомполов не всыпали...
— Шомполов? За что? У любого демобилизованного найдешь обрез али гранату.
— Так-то оно так, а все же будь осторожен. Нарвешься на офицера, вот и будет подарочек твоей мамане.
— Хошь на ботинки, хошь на кашемировый платок променял бы, — стоял на своем Василий.
Наконец револьвер Василия у меня, а у него мои керенки...
До станции Клявлино тащились сутки: навстречу один за другим шли воинские эшелоны белых. Спешили к Симбирску. Эти сутки я почти не сомкнул глаз — все считал платформы, теплушки, орудия...
На остановке Василий вместе с кипятком принес новость: паровоз отцеплен. И тут же ушел разузнать о поездах, а я, избегая нежелательных встреч, остался в вагоне. Вернулся он быстро.
— С первого пути отходит товаро-пассажирский... Облюбовал там свободную тормозную площадку, пойдем!
Нахлобучив фуражку и подняв воротник гимнастерки, я вышел на перрон. Обычная суета, какая бывает перед отходом поезда: бегут пассажиры с вещами, торговки спешат получить деньги, снуют мальчишки.
Третий удар колокола. Я поднялся на тормозную площадку, оглянулся и замер: на перроне, прямо перед моим вагоном, стоял начальник станции и, указывая на меня, что-то говорил офицеру с нашивками контрразведчика.
К моему счастью, поезд уже тронулся. Я видел, как начальник станции пытался его остановить. Офицер выстрелил из револьвера сначала в воздух, а потом несколько раз в меня. Одна из пуль впилась чуть выше правого бедра.
Василий исподлобья оглядел меня, подумал и спустился на нижнюю ступеньку вагона, а когда поезд на тормозах проходил разъезд Маклауш, не прощаясь, спрыгнул.
В залитых кровью брюках я не мог показаться на люди. В глубокой выемке, когда поезд тащился со скоростью пешехода, я спрыгнул и побрел к ближайшему селу.
