двери – кроме одной.
В окно вливался поток теплого, пахнущего лугами с того берега Москвы-реки воздуха,
доносилось пение жаворонка, и Ксения вдруг подумала:
- Господи, сейчас бы у реки где-нибудь устроиться с Федей, на косогоре. В Коломенском так
хорошо, цветы вокруг, пчелы летают, вода зеленая, прохладная, можно туфли скинуть и
пошлепать по ней. А потом просто положить ему голову на плечо, и пусть он меня обнимает,
- девушка почувствовала, что краснеет.
- Я уважаю ваше желание принять святые обеты, - мягко сказал государь, и, Ксения, не
поднимая глаз, ответила: «Спасибо».
- Однако, - Дмитрий внезапно взял ее за руку, и девушка вздрогнула, - я никак не могу
разрешить вам это сделать, Ксения Борисовна. Такая красота не может пропадать за
монастырскими стенами.
- Государь, - она попыталась отнять руку, но Дмитрий, хлестнув ее по щеке, сказал:
«Правильно, я буду носить венец царей московских. Поэтому все, что тут есть, - он обвел
рукой палаты, - мое, а что не мое, то будет моим. Как вы.
- Нет, нет, - забормотала Ксения, - нет, я прошу вас, не надо.
Она вырвалась и, встав на колени, протянув к нему руки – разрыдалась. Дмитрий посмотрел
сверху на темные косы, и, наклонившись, разорвал ее простую рубашку, - так, что показался
край белой, небольшой груди.
- Марья Петровна! - закричала Ксения.
Дмитрий уловил едва заметное движение, которое сделала стоявшая у двери боярыня, и,
оказавшись рядом с ней, ударил ее по запястью. Мэри, так и не бросив кинжал,
поморщившись от боли, проговорила: «Не трогайте Ксению Борисовну, государь».
Дмитрий усмехнулся. «У вас же, Марья Петровна, дочка тут есть, Аннушка, в палатах ваших
пребывает. Я ее сейчас к нам велю привести, восемь же лет, ей, да? – государь наклонил
голову и Мэри, увидев его темные, холодные глаза, - опустила кинжал.
Дмитрий протянул руку и, закрыв засов на двери, одним движением сбросил с волос Мэри
бархатную кику. Белокурые косы, уложенные на затылке, распустились, упав на спину, и
царь, почти нежно, сказал: «Вы же вдова, Марья Петровна, а царевна девушка невинная, не
знает ничего. Так покажите ей, что делать-то надо, пусть поучится».
Мэри увидела залитое слезами лицо Ксении, и почувствовала, как сильные, длинные пальцы
берут ее за подбородок. Дмитрий расстегнул пуговицы на ее рубашке, и, проведя рукой по
груди, улыбнувшись, велел:
- Там, рядом с Ксенией Борисовной, вставайте, глядишь, ей, на вас смотря, и самой
захочется.
Мэри ощутила, как его руки потянулись к подолу сарафана, и услышала шепот: «А кинжал я
