«Ну, я тебе описывал его?».
- Того не видел, - развел руками мальчик.
- Ну, возвращайся туда, следи, - велел Федор, и, протянув мальцу медную денежку, -
отпустил его.
Он высунулся в раскрытые ставни и посмотрел на быстро бегущий к Москве-реке ручей.
- Куда ж ты, сука, делся? – прошептал Федор. «И Марья с Ксенией – неужели Масальский их
с собой увез, туда, на Шексну, вдовствующая государыня там была вроде, в Горицком
монастыре? Ладно, - он задумался, - сначала пан царевич, - а потом все остальное.
Князь Голицын брезгливо повертел в руках грамотцу и прочел: «Сие не царь Димитрий
Иоаннович, а самозванец, который хочет православную веру истребить и церкви
разрушить».
- Ну-ну, - протянул Василий Голицын, и вдруг взорвался: «Что эти, грамоты, с неба падают
на Красную площадь и на Китай-город! Государь завтра в Москву въезжает, под звон
колокольный, со свитой боярской, духовенство его во вратах Кремля с образами ждет, и тут
это – Голицын щелчком перебросил грамоту Болотникову. «Где он? И Шуйский где, как
пропал из-под Тулы, так и не видели его!».
- Этого тоже никто не видел, - мрачно сказал Болотников, потирая обросшее, бородой,
усталое лицо. Он посмотрел в серые глаза Голицына и вдруг вспомнил ту ночь, в подполе на
усадьбе у князя Масальского.
«Я же ему тогда сказал, - один глаз тебе выжег, и второй выжгу, - где пан Теодор? Я же
видел вас двоих вместе, ночью, как ты с усадьбы его выходил. Где он? Ничего не сказал,
только, когда я горло ему перерезал уже, прохрипел: «Мэри…». Жена это его, да, и девка
там еще у них была, дочь, велели к приезду государя их в Кремль доставить, тайно, вместе с
Ксенией».
Болотников встряхнул головой и твердо продолжил: «Найдем мы его, князь Василий,
человек-то он видный, сами знаете, не пропустить. И Шуйского тако же, рядом на плахе
лежать будут».
- Ну-ну, - процедил Голицын и поднялся. Болотников продолжал сидеть.
- А ну встань! – велел князь.
- Еще чего! - отозвался Болотников и его карие глаза, заиграли злыми искрами. «Я не как
некоторые, - усмехнулся мужчина, - я государю еще там, в Польше поверил, и помог ему
поболе, чем те, что потом в Тулу прибежали – на верность присягать.
Голицын сцепил, зубы и грубо сказал: «Баб этих сегодня ночью, куда надо отправь, и тихо,
чтобы не видел никто».
- Да уж понял, - лениво ответил Болотников, ковыряясь во рту.
Мэри присела на лавку и пристроила голову дочери у себя на коленях. Энни лежала, сжимая
в детских, нежных пальчиках кинжал.
