сам знаешь.
Болотников усмехнулся. «Да уж не трону, князь, разве ж я супротив желаний государя идти
буду?».
- Это хорошо, - медленно сказал Рубец. «Потом сюда, на усадьбу мою, ее привезем – пусть
государя ждет, а он уж решит, что с ней делать. Ну а бабы, кои при ней, - про тех Димитрий
Иоаннович ничего не говорил, то забота наша».
Болотников погладил черную бороду и, помолчав, проговорил: «Не нравится мне, Василий
Иванович, что Воронцов-Вельяминов этот сбежал, ох как не нравится. Я еще в Самборе
думал – непростой он человек».
- Ничего, - Рубец поднялся, - на колу они все орут одинаково, Иван Исаевич, - что простые,
что непростые.
Князь ушел, а Болотников, оглядев грязный, в объедках стол, достав кинжал, попробовал его
на ногте и тихо сказал: «Ну, сие дело не мое, коли пока пани Марина сюда приедет, он и
голову свою сложит. Только перед этим он мне расскажет кое-что, конечно».
Царь Федор Борисович принял от Богдана Бельского запечатанную грамоту, и, быстро
просмотрев ее, вздернув черноволосую голову, сказал: «В монахи я постригаться не
собираюсь, так пусть ему, - юноша мотнул головой куда-то на юг, - и передадут».
Сэр Роберт, что стоял у окна усадьбы Годуновых, внезапно вспомнил изящный, четкий
почерк тещи: «Что Бельский и Годунов царя Ивана убили – в этом, дорогой мой зять,
сомнений нет. Борис Федорович меня ведь в Углич не только за тем отправил, чтобы потом,
если нужда придет, в смерти царевича обвинить, но и потому, что боялся – выпусти он меня
с Москвы, расскажу я, что на самом-то деле с Иваном случилось».
Он потом бросил письмо в камин их гостиной, еще там, в Копенгагене, и, подождав, пока
бумага не рассыплется в черные, легкие хлопья, - поворошил их кочергой.
Роберт посмотрел на юношу, - тот стоял, выпрямившись, в парчовом, богатом кафтане и на
его белых щеках горели красные пятна.
- Совсем мальчик, - вдруг, горько подумал Роберт. «Как это он сказал, когда с похорон отца
вернулся: «Я ведь и не думал, Роман Михайлович, что так быстро придется царский венец
надевать. Справлюсь ли, один Господь ведает».
Роберт искоса посмотрел на обрюзгшее, тяжелое лицо Бельского, и, разозлившись, сказал
себе: «То отец, а то сын. Федор не виноват, что Борис Годунов по трупам на ступени трона
взобрался».
Когда Богдан Яковлевич ушел, Роберт тихо сказал: «Ваше величество, давайте я вас
сегодня ночью из Москвы вывезу. Правда, коли вы, законный царь, в Ярославле окажетесь,
там легче будет народное ополчение собирать, чтобы самозванца отсюда выбить. Помните
