Свернувшись калачиком на кровати, я уснула. Когда сон овладевал мною, в голове все смешалось, и возникло ощущение, что я только что говорила с отцом. Хоть мы никогда не виделись, я-то знаю, что он любил меня, любил, ведь я его дочь. И я его люблю, потому что он мой отец. Мой отец.
Утро было полно солнцем и надеждой. Нет, я не получила какого-то сверхъестественного откровения, и вещий сон мне тоже не приснился. Но в голове была полная ясность, а на сердце покой. Все вокруг вызывало во мне любовь и умиление. Мне казалось, что жизнь непременно наладится, что и мама тоже переменится, если я сумею передать ей то, что со мной в эти дни было. К маме я испытывала глубокую нежность. Мне хотелось целовать ей руки, делать для нее все, что она попросит. Я всех готова была любить и всем служить.
* * *
Обедать у Инны Константиновны всегда было для меня настоящим удовольствием. Не из-за каких-то особых яств, которые она предлагала, а просто из-за уюта, деликатности и хорошего вкуса, которыми в ее квартире был пропитан даже воздух. Какой неожиданно привлекательной являлась взору эта небольшая комната на третьем этаже хрущевского дома! Вьющийся белый стефанотис, «цветок невесты» и голубые сенполии на подоконниках, пианино с расставленными на нем изящными статуэтками и памятными сувенирами, старинный патефон в углу и большой книжный шкаф со стеклянными дверцами, всегда педантично запиравшимися маленьким железным ключиком.
Даже в одиночестве Инна Константиновна никогда не обедала на кухне, а только в зале и только на белой скатерти. Блюд бывало немного: прозрачный супчик с овощами и манными крупинками, сваренное «в мешочек» яйцо на специальной подставке, несколько ломтиков сыра на фарфоровом блюдце… Ах, как мне приятно вспоминать наши совместные трапезы!
В тот раз, пообедав довольно поздно, мы сидели на диване, и я по привычке обнималась с парой мягких вышитых подушек. Разговор шел, разумеется, о том, что я «натворила».
— Тетя Инна, я вам объясню, как говорится, на пальцах, что это не секта. Там нет никакого лидера, которому все безмолвно подчиняются, никто никого не запугивает, не зомбирует, не приносит в жертву. Просто собираются люди вместе, читают Библию, поют и молятся. И все. Это протестантская христианская церковь, какие есть везде в Европе и где угодно, — говорила я воодушевленно.
Инна Константиновна слушала недоверчиво, склонив набок голову. Ее милое усталое, чуть скуластое лицо с такими родными для меня голубыми глазами было задумчиво и серьезно.
