На ходу офицер несколько раз покачал красивой черноволосой головою.
— Ну и дела, — пробормотал он, точно продолжая прерванную беседу с самим собой. — Слава Богу, что все так сложилось. А ведь ты-то, Володька, дурак дураком был. Ведь если б не эта мелочь… не мелкая деталька — и случилось бы уж совсем непоправимое!
Он вновь покачал головой и вдруг неожиданно улыбнулся — широко и изумленно.
— Вот недаром говорится: в тихом омуте непременно черти сыщутся. Даром, что эдакая… тихая обитель. Поистине счастлив твой день, Володька!
И он с размаху хлопнул себя по ляжке, что выражало сейчас, должно быть, его высшую степень восторга и изумления. После чего скрылся в здании вокзальчика.
А детина тем временем грузно поспешал без дороги, сугробами в другую сторону. При этом он поминутно оглядывался на офицера и сокрушенно качал головою в косматом треухе. А над станцией падал тяжелый серый снег, но чуду техники — телеграфу его мокрые грузные хлопья не были помехой.
9. ОТ ПОДОЗРЕНИЯ ДО ПРОЗРЕНИЯ
«Нечто срочное, по службе, и оттого в высшей степени неотложное».
Ишь ты!
Весь оставшийся день эта фраза не шла у Маши из головы. И даже не столько потому, что за ней крылась какая-то важная тайна капитана Решетникова. Нет, в этих словах было что-то еще. Нечто очень знакомое.
— Где же я это слышала? Кто же это мне сказал? — неустанно твердила она до самого вечера. Так что у маменьки едва не возвернулась только-только успокоившаяся мигрень.
— Что ты все время бормочешь? — озадаченно поинтересовалась она после того, как дочь несколько раз прошла мимо как сомнамбула, никого не видя и ничего не замечая. Но Маша лишь сердито замотала головой, напряженно вспоминая, вертя на языке и склоняя загадочную фразу на все лады.
«Нечто срочное… и оттого…»
Нет, но ведь и вправду — чертовски знакомо!
Вслух Маша никогда не чертыхалась, разве что при падении с салазок на крутых ледяных листвянских горках. А вот про себя — сколько угодно, и с удовольствием. Все-таки далеко мне еще до истинно благородной натуры, пожурила себя Маша. Но — мягко и необидно, как, впрочем, и всегда. И вновь обратилась мысленным взором к злосчастным семи словам капитана Решетникова.
Она и сама не знала, отчего эта на первый взгляд мало что значащая фраза похитила ее покой. Так что даже спросила у папеньки, который только что воротился, довольный быстрой ездой, раскрасневшийся и с мокрым снегом на плечах. Разумеется, спросила чисто теоретически, без упоминания имени Владимира Михайловича.
