– У вас в семье сложные взаимоотношения, – покачал головой Дронго, – просто непонятно, как гроза не разразилась раньше. Здесь все так сильно не любили друг друга.
– Обычная семья, – усмехнулась Эмма, – в других отношения бывают ничуть не лучше. Родственники обычно не любят друг друга, расходятся, разводятся, разругиваются. Делят имущество. Дети уходят от родителей. Родители отказываются от детей. Братья и сестры не общаются годами. Это наша цивилизация в новом веке! – несколько патетически воскликнула Эмма. – Что вы еще хотите? Герман и Анна хотя бы нормально живут друг с другом. А я не смогла даже этого сделать, и мне пришлось пойти на окончательный разрыв с моим благоверным. Что тоже, наверно, не самый лучший вариант в семейной жизни.
– У него есть родители?
– Конечно. И мать, и отец. Только мой муж с ними вообще не общался. Я даже не знаю, что лучше. Общаться так тесно со своей матерью, как Герман, или вообще не общаться, как мой муж. За пять лет своего замужества я видела их не больше трех-четырех раз. Правда, они живут на севере страны, в небольшом городе рядом с Гамбургом, но все равно можно было навещать их гораздо чаще. Однако мой муж считал правильным справляться об их жизни, здоровье один раз в несколько месяцев. Как, впрочем, и они по отношению к нему. Для нас, прибывших из Казахстана, где помнили своих родственников до седьмого колена и троюродных братьев и сестер считали близкими родственниками, все это казалось на первых порах диким и невозможным. А потом мы привыкли. Люди живут так, как им нравится жить. Никого нельзя переделать или заставить измениться по собственному желанию. Здесь совсем другие нравы и другие порядки. Я даже думаю, что отношения Марты с детьми были выстроены таким образом именно потому, что они были не стопроцентными немцами. То есть не родились здесь и не приняли законы отчуждения с детства. Иногда родители и дети не видятся годами. И годами не звонят друг другу. Мы с Аней общаемся каждый день. И если не позвоним друг другу, то сразу начинаем беспокоиться. Но в Европе свои правила и свой менталитет.
– Именно поэтому я не думаю, что Арнольд мог решиться на подобные преступления только для того, чтобы оградить вашу сестру от досаждающей ей свекрови. Это слишком несерьезный довод, чтобы принять его в качестве основного.
– Зато инспектор считает, что можно серьезно говорить о пропавшей чашке из-под молока, в которой Анна якобы могла хранить яд, – напомнила Эмма. – По-моему, это вообще глупость.
