— Посмотрите вон туда, на эту усадьбу с тополями, — показала Кубе рукой панна Тереза, — это Мостовицы, там дальше — Яблоновая гора, а на самом верху — Цепелювек…
Кубусь не только не был в состоянии разобрать, где Цепелювек и где Мостовицы, но и отличить правую сторону от левой. Он смотрел совсем не туда, куда ему показывали. Откровенно говоря, сама панна Тереза была причиной того, что он не мог направить свой взгляд в сторону Яблоновой горы. Они глядели друг другу в глаза и так пристально всматривались в губы, как будто хотели навсегда запомнить их изгиб, цвет и легкий трепет. Когда из приличия они отводили глаза, то начинали бояться, что все это забудут, и снова смотрели друг на друга.
Якуб тихо произнес:
— Это вы были на балконе как‑то вечером, дней десять назад, когда мы проезжали мимо вашего дома с моим двоюродным братом?
Услышав это, панна Тереза вздрогнула и сразу побледнела. Она опустила глаза и несколько раз взволнованно повторила одни и те же слова:
— Вы меня видели, вы меня видели?..
— Одно только мгновение… Вы облокотились о перила. Я только успел заметить, что у вас светлые, очень светлые волосы. Я не видел тогда ни ваших глаз, ни губ, ни бровей, ни ресниц…
Панна Тугенд сидела в это время на лавочке в тени большой ели и как будто предавалась мечтам и размышлениям. Но, присмотревшись ближе, можно было заметить, что она погружена в самый настоящий сон и по временам даже похрапывает. Тихо разговаривая, Улевич и панна Тереза прогуливались по аллее. Никому еще никогда этот бывший чиновник не рассказывал так откровенно о своей жизни. Он говорил обо всем, что ему пришлось пережить, даже о днях нищеты и голода. Какое‑то необъяснимое побуждение заставило его излить свою душу. Эти излияния доставили ему облегчение и глубокую радость, потому что он чувствовал, что каждое событие его жизни и самый рассказ о ней воспринимаются слушательницей так, как если бы это была история ее собственной жизни, изложенная впервые кем‑то другим. Эти широко раскрытые божественные глаза словно заглядывали в самые тайники его души, стараясь увидеть то, чего он не в состоянии был выразить словами. В свою очередь и она рассказала ему много о себе. Он узнал, что она никогда еще не бывала не только в Варшаве, но вообще ни в одном большом городе. Прожила в деревне, в этой усадьбе, ровным счетом девятнадцать лет с минуты своего появления на свет и по сегодняшний день. Единственной ее «подругой» была и есть панна Тугенд.
