Когда пан Опадский начал стучать ногами, стряхивая с сапог глину, навстречу ему выбежал лакей, распахнул входную дверь и провел его в просторные сени. Оттуда пан Опадский повернул направо и, пройдя несколько больших комнат, вошел в свой любимый кабинет, небольшую, теплую ц, уютную комнату. Лакеи придвинули ему обитое кожей кресло, быстро сняли с него тяжелую лисью шубу и сапоги, помогли облачиться в легкий домашний костюм, туфли и теплые чулки.
— Где же это Франусь? — спросил старый помещик.
— Поехал верхом.
— Куда?
— Не знаем, — ответили лакеи.
— Как только вернется, пусть сейчас же придет ко мне, — сказал пан Опадский, протягивая на подушке ноги ближе к огню, пылавшему в камине.
Когда двери закрылись, затихли шаги лакеев и старик остался один, он опустил голову и снова пал духом. В мыслях он перенесся в мертвую пустыню, напоминавшую мрачный пейзаж, даль которого, словно саваном, окутала ночь. Все прошло, перегорело, погасло, как гаснет огонь. Густая тьма покрыла даже угольки, тлевшие под пеплом, и поглотила их скудный отсвет. В этом неприступном, молчаливом, скупом и угрюмом старике никто не узнал бы прежнего расточителя, известного остряка, который, по словам пани Краковской[39], обольстил за свою жизнь две дюжины чужих жен и одну свою. Большой барин, который водил дружбу и кутил только с такими же большими барами, как он сам, пан Опадский за десять лет уединения в Зимной стал еще более надменен и отвратительным высокомерием оттолкнул решительно всех. Понемногу о нем забыли.
Оба его сына, между которыми он разделил свое состояние, каждую зиму проводили в Варшаве, пока не промотались вконец. Младший спустил в трубу все состояние, и, когда прусский чиновник по решению суда прибил на дверях его дома извещение о публичной продаже с торгов, он, захватив остаток наследства, уехал за границу, вступил там в армию Наполеона и погиб в битве под Страделлой[40]. Его вдова поселилась в Зимной, так как у нее ничего не осталось ни от своего, ни от мужниного состояния. Она томилась и скучала, запершись в своих комнатах в левом крыле дома. Старший сын пана Опадского жил тоже весело и разгульно. Он владел еще деревеньками, выделенными ему отцом, но только номинально.
Кровавые войны на западе Европы, а также другие обстоятельства вызвали повышение цен на землю. Эти временные, колеблющиеся цены были умышленно закреплены прусскими ипотечными банками, и все считали их постоянными. Хлеб, который производили голодные крепостные мужики, отправляли по судоходным рекам к морю; на европейских рынках он находил хороший сбыт, в результате цены поднимались еще выше и росло временное благосостояние шляхты. Агенты банкирских домов в Берлине охотно под низкий процент давали ссуды помещикам под залог имений. Ипотечные банки внушали помещикам, что они богаче, чем думают, и шляхтичи хватали у агентов деньги. Они брали ссуды для того, чтобы уплатить частные долги, вести образ жизни на том уровне, какого требовала от них ипотека, наконец, пожить в свое удовольствие и покутить вовсю, коли есть на что. Когда жизнь на западе вошла в обычную колею, обусловленные контрактами номинальные цены на землю и сельскохозяйственные продукты вскоре резко снизились, и все лопнуло, как мыльный пузырь.
