— Смотри, пожалуйста, как все поднялось! Ведь голо здесь было, как колено, еще так недавно совсем было голо. Ах, да! Когда же это было? Помню, ехали мы с Sophie в свадебное путешествие… Экипаж был открытый, день теплый, такой теплый, такой ясный…
Он подошел к стройным березкам с белой, гладкой, кое — где потрескавшейся корой; нежная береста, разрисованная черными полосками, свивалась, как листки веленевой бумаги; глядя на тонкие черные ветви деревьев, буйно устремлявшиеся вверх, он повздыхал о чем‑то давно минувшем и, должно быть, невозвратном. В этом березничке почва была потверже, старик вошел поэтому в заросли и шаг за шагом подвигался вперед. На земле лежали целые кучи прошлогодних почерневших листьев, до того уже истлевших, что от них остались одни черешки с жилками. Влага стекала по ним, как по жиру, образуя маленькие ручейки, сбегавшие во рвы. Белую кору берез и черный лоснящийся покров земли теплое солнышко разузорило всевозможными красками, живыми пятнами света и тени. Казалось, в глубине леска среди великого безмолвия бродит ощупью кто‑то невидимый, то появляется, то исчезает, то быстро убегает, то снова подкрадывается, ступая на цыпочках и выглядывая из‑за стволов. Пан Опадский пробирался между деревцами, продолжая что‑то шептать про себя, будто ведя с кем‑то оживленный разговор:
— И все прошло… Смотри ты!.. И такая надвинулась глубокая старость…
Он снова остановился и, задрав голову вверх, оглядывал кудрявые макушки берез.
— А они себе растут как ни в чем не бывало… И жив ты или нет, старикашка, трухлявый ты пень, им все равно… Вот оно какое дело!
Большие, даже в глубокой старости прекрасные глаза пана Опадского, когда‑то голубые, но теперь поблекшие, на мгновение покраснели…
Он махнул рукой, красивым непроизвольным движением погладил седой ус и вышел из леса на дорожку. Остановившись, он окинул взором окрестность; внимание его привлекли два блестящих пятна. Издали, со стороны Костжевна шли двое в военных мундирах.
— Ага! — прошептал пан Опадский, — и ко мне пожаловали! Вас только не хватало…
Он быстро вернулся в лес, нашел при дороге большой камень, уселся на него и решил дождаться солдат, которые шли в сторону Зимной. Еще издали пан Опадский заметил прямые красные султаны, высоко, на пол — локтя, поднимавшиеся над киверами, похожими на ведерко, и белые ремни, перекрещивавшиеся на синих мундирах. Оба солдата медленно подвигались вперед, шагая прямо по грязи в высоких черных гамашах. Они то и дело останавливались и громко о чем‑то разговаривали. Когда они подошли к леску, пан Опадский, ожидавший их с бьющимся сердцем, увидел, что у одного из солдат нет руки и левый рукав его мундира болтается при каждом движении, а другой бледен как полотно и бредет, согнувшись и пошатываясь. Оба солдата все время смотрели в сторону Буд Бродских, а старший, протягивая свою единственную руку, все повторял:
