Но когда серый арабский конь выскочил из воды, над самым ухом генерала просвистели пули, а из‑за вала, прикрывавшего два гримзельских озера, показался отряд солдат в белых мундирах. Две роты Гюдена переправились через реку и с ходу бросились в атаку на австрийцев. Те дали еще залп и отступили к постоялому двору, стоявшему на берегу озера.
Гюден не стал их преследовать. Он поехал еще дальше в сторону, вверх по реке, остановился там со своими офицерами и стал обозревать окрестности. Только теперь он ясно представил себе что хотел сделать, задумав взять этот перевал. Долина Хасле здесь кончалась. Ее замыкала поперечная гора, на тысячу футов поднимавшаяся над озерами и соединявшая два гигантских горных хребта. Эта перемычка имела форму седла, склоны ее, круто спускаясь, образовали амфитеатр, у подножия которого виднелись два темно — зеленых озера. Это была гранитная пустыня, каменная пропасть, от одного вида которой пробирала дрожь, как при мысли о смерти. Скалы были нагие и скользкие, только внизу поросшие желто — рыжим мхом. Выше то тут, то там проступали серые пятна. Это были пустоты, оставшиеся на месте обвалившихся плит.
Кругом щерили зубы скалы Нэгелисгретли и пирамиды Финстераархорна. У подножия его вырывался из льдов бурый Ааре.
Внимание Гюдена сразу же привлек странный шум этой реки. Воды ее однообразно стонали, словно протяжно повторяя все время гамму ужасающих звуков, жалобно голосили, словно выводя какую‑то страшную песню. Казалось, из холодных глубин природа вещает об исконном труде капель, о неизменной победе воды и умирании камня, о великих передвижениях льда, о напоре, которому подвергаются скалы, и о тепле, рождающем борьбу…
Кучка австрийских солдат, оттесненных к своему лагерю, дала, видно, знать о приходе французов, так как на вершине перевала Гримзель произошло какое‑то движение. На старой тропе засуетились белые фигурки с большими черными головами, казавшиеся не больше кузнечиков; они проворно занимали все повороты тропы, прихотливыми изгибами и изломами сбегавшей по крутому склону горы. Гюден отправил две свои роты под самый лагерь и приказал им в течение всего дня показываться австрийцам, отступать, чинить мост, взбираться на скалы и вообще действовать как полагается авангарду наступающей колонны. Сам он проскакал галопом по всей узкой излучине до самого подножия горы, осмотрелся и во весь опор понесся назад к броду. Переправившись через реку в сопровождении всего только двух субалтернов и ординарца, смотревшего за лошадьми, он поспешно вернулся на то место, откуда войска начали подъем на гору.
