Приборовские сбились в кучу и о чём-то горячо спорили. Только Митька Соколов сидел на корточках в ногах связанного Кима.
— Посмотрим теперь, чья возьмёт! — торжествовал Митька. — Эт-та… как его… генерал нашёлся!
— Заткнись, — хмуро посоветовал Ким.
— А ты не пугай, не пугай… Не очень-то! Видали мы таких пугачей! — Митька вскочил и стукнул Кима ногой в бок.
Приборовские наконец кончили совещаться и окружили пленников. Санька легонько дал Митьке по шее:
— Лежачий он… не видишь? — и развязал пленникам ноги.
— Пошли, — коротко сказал он.
— А куда? — поинтересовался Гошка.
— За кудыкину гору, — Санька быстро пошёл вперёд. Следом за ним, подталкивая в спину, приборовские повели пленников.
Наверное, на всю жизнь запомнит Гошка этот позорный путь со связанными за спиной руками, под градом насмешек.
— Попался, генерал! Ха-ха-ха!
— А Гошка-то, Гошка! Ха-ха-ха! Абракабабрик несчастный!
— Они думают, пляж навсегда ихний!
— А пещера? Пусть теперь поплачут! Хозяева!
Друзей провели через всё Приборовье и заперли в сарае.
Запах прелой соломы и навоза ударил в нос. Сквозь широкие щели в крыше сарая неясно светили звёзды. В дальнем углу тяжело ворочался и хрюкал во сне подсвинок. Темного освоившись в темноте, Гошка перекатился поближе к Киму.
— Надолго они нас з-заперли?
— Не знаю… — сказал Ким и вдруг застонал, как от мучительной боли.
— Ты чего? Раненый? — испуганно спросил Гошка.
— Ну да, раненый… лучше б я был убитый!
— Совсем? — ужаснулся Гошка.
— Совсем… чем так вот… Всё село видело, как нас вели…
— Ага. Всё. Прямо как в кино глаза таращили… — печально подтвердил Гошка.
— Вот видишь! Теперь мы только кровью сможем смыть свой позор.
— Лучше чем-нибудь другим, а? Я её знаешь как боюсь… Когда Юлька с крыши упала и нос разбила, меня потом два дня тошнило, сколько у неё кровищи вытекло…
— И что ты за человек, Гошка! Это же только так говорится… когда надо позор смывать.
— А-а… тогда ладно, давай смывать! — успокоился Гошка и через минуту тоскливо вздохнул: — Есть как охота… просто живот к спине приклеился…
Загремел замок… Дверь распахнулась, и на пороге сарая показался Санька с керосиновым фонарём в руках. Он поставил фонарь на перевёрнутую вверх дном бочку у дверей и выпрямился, расставив тонкие ноги в широких отцовских сапогах. За спиной Саньки виднелась ехидная физиономия Митьки Соколова.
«Во время драки был босиком, а сейчас сапоги для виду надел, Ястреб несчастный!» — подумал Гошка.
«Ястреб» было старое Санькино прозвище. Он и впрямь походил на ястреба. Всегда насторожённый, немногословный, с зоркими маленькими глазами и клювастым носом.
