Любовь и жизнь леди Гамильтон | страница 62
— Мне было его жаль, у него нет руки и ноги.
Том кивнул.
— Да, ноги нет. А вот руки… Я встретил его два дня спустя в гавани, и у него оказались обе руки, настоящие и здоровые. С помощью пинты рома я нашел путь к его сердцу и развязал ему язык. Короче говоря, старик придумал такую штуку, чтобы вызывать сострадание, а с ним и чаевые. Вот я и сделал так, как он. Хотите посмотреть?
Он встал, смеясь, быстро вытащил левую руку из рукава куртки и спрятал ее под рубашкой. Теперь рукав был пустым и обвисшим.
Эмма тоже невольно засмеялась.
— Значит, ты прикидываешься инвалидом, Том?
Он с хитрым видом кивнул.
— Не думаю, чтобы я выглядел как человек, который может понадобиться сэру Уиллет-Пейну? Теперь вы успокоились, мисс Эмма?
Он снова вытащил руку и несколько раз взмахнул ею, как бы в доказательство ее силы, но тут же вновь стал серьезным. Он медленно поднял смятую газету, разгладил ее и положил перед Эммой на стол под лампой.
— Тут на последней странице есть кое-что, мисс Эмма, что, возможно, и вас касается, — сказал он запинаясь. — Не прочтете ли?
Он уселся в сторонке в тени и стал резать своим складным ножом табак.
Взгляд Эммы сразу упал на напечатанную крупными буквами строчку: «Ромео и Джульетта».
Мистер Гибсон, директор театра «Лебедь Эйвона»[16] в Гринвиче, объявлял о постановке знаменитой трагедии в пользу семей погибших моряков. Для исполнения некоторых ролей требовались хорошие актеры и актрисы.
— Может быть, это для вас, мисс Эмма? — помолчав, нерешительно спросил Том. — Я подумал… Вы как-то сказали, что не знаете, как вам попасть на сцену.
Эмма задумчиво кивнула.
— Что ж это могло бы стать началом. И возможно, тогда я смогла бы сама пробиться и не быть тебе больше обузой.
Он внезапно залился краской.
— Вы же не думаете, что я для того… Нет, мисс Эмма, вы для меня не обуза, но только я заметил, что крошечная комната здесь, тихая жизнь — этого вам скоро станет мало; а так как вы хотели быть актрисой…
Он встретил ее пристальный взгляд и умолк. И как бы рассердившись на себя за свою неловкость, отвернулся.
Эмма встала и подошла к нему.
— Еще несколько недель тому назад, Том, ты бесконечно расхваливал мне тихое счастье уединения, сказала она серьезно, — а теперь хочешь вернуть меня к той суетной жизни?
— К суетной жизни? — воскликнул он, — Нет, не к суетной жизни, мисс Эмма. Но только потому, что…
Он снова замолчал, машинально ссыпая нарезанный табак в кожаный кисет, и сложил нож.