— Я уже подумал, что с тобой что-то не так, — отозвался Гаррис душевно. — Голова, да?
— Похоже...
— Я это уже заметил, — продолжил Гаррис, — только не хотелось тебе говорить... Галлюцинации, да?
— Нет, нет! — поспешно отозвался Джордж. — Не галлюцинации... Я не знаю, что это такое...
— Я знаю, — сказал Гаррис сурово. — И я скажу тебе. Это немецкое пиво, которое ты употребляешь. Я знаю случай, когда человек...
— Знаешь, давай не сейчас... Может быть, это и так, да... Но мне про него что-то не хочется слушать.
— Это все с непривычки.
— Все, завязал... Прямо сейчас... Похоже, вы правы... Похоже, не мой продукт.
И мы привели его обратно в гостиницу и уложили в постель. Он был очень вежлив и всецело признателен.
Позже, как-то вечером, после долгого дня в седле, за которым последовал самый отличный обед, мы, угостив Джорджа длинной сигарой (и убрав подальше тяжелые вещи), рассказали ему об этой военной хитрости, предпринятой ему во благо.
— И сколько, вы говорите, там было копий той статуи? — спросил Джордж, когда мы закончили.
— Три, — сказал Гаррис.
— Только три? Ты уверен?
— Абсолютно. А что?
— Да нет... Ничего.
Гаррису он, по-моему, не поверил.
Из Праги мы отправились через Карлсбад в Нюрнберг. Праведные немцы, как говорят, после смерти попадают в Карлсбад (так же, как праведные американцы — в Париж). В этом я сомневаюсь: городок этот небольшой и развернуться там негде.
В Карлсбаде вы поднимаетесь в пять утра — самое светское время для променада, когда под Колоннадой играет оркестр, а «Sprudel» [Минеральный источник.] заполнен беспросветной очередью длиной в целую милю (после променада, с шести до восьми). Языков здесь можно услышать больше, чем их раздавалось у Вавилонской башни. Польские евреи и русские князья; китайские мандарины и турецкие паши; норвежцы, как будто сошедшие со страниц Ибсена; французские кокотки, испанские гранды и английские графини; горцы из Черногории и миллионеры из Чикаго — попадаются каждую дюжину ярдов.
К услугам гостей Карлсбада вся роскошь цивилизации, за исключением одного — перца. В радиусе пяти миль от города его не раздобыть ни за какие деньги (а что можно раздобыть за красивые глазки — лучше не брать). Для когорты печеночников, которая формирует четыре пятых посетителей Карлсбада, перец — яд; а так как болезнь лучше предупреждать, чем лечить, все окрестности от перца тщательно оберегаются. В Карлсбаде собираются особые «перцовые партии»: они выезжают за пределы запретной зоны и там оттягиваются в перцовых оргиях и вакханалиях.
