— Хорошо бы переброситься словцом с ребятами, — с трудом переводя дыхание, кивнул Ефим на пятерку, которая уже прошла мимо, не подозревая о неожиданной поддержке.
— И сам думаю, — ответил Михаил, — да слышишь, скулит, сволота. Если бой не затянется, мы их догоним. А в случае чего ты один побежишь к ним на связь, уговоришься о встрече. Сам назначишь место. Только насчет численности отряда, ты… того… лучше приври. Может, перейдут к нам, их мало.
— А вдруг у них где-нибудь большой отряд?
— Ну, значит, мы к ним придадимся, — не задумываясь, ответил Михаил. — Это ж не позор. Особенно, если у них хороший командир. На вот, отнеси им стрептоцид, для ран хорошо. И бинт… — И, почему-то краснея, Михаил тут же пояснил, откуда все это у него. — Это мне Эля дала.
Понимая состояние друга, Ефим сразу переменил разговор. Он предложил весь запас еды передать незнакомым партизанам, так как им теперь нельзя появляться в селах, пока не пристроят раненого.
— Гу-аф! Аф! Аф! — вырвалось на поляну хриплое и остервенелое.
— И лает-то по-фашистски! — поднимая винтовку, промолвил Михаил.
Но не успел он взять пса на мушку, как раздался одиночный винтовочный выстрел. Михаил увидел, что это стрелял красноармеец, снявший винтовку с плеча одного из четверых товарищей, несших раненого.
Пес взвыл, но еще быстрее устремился по следу. Лаял он теперь не так громко, но еще злее, еще оголтелее. Теперь его снова не было видно. Он бежал по лесу.
«Умно уходят ребята! — оценил Михаил. — На поляну выходили специально, чтоб своим следом выманить собаку на открытое место и убить. Жаль, промазал стрелок».
Совсем близко, на скрещении следов двух отрядов, пес опять поднял свой голос на весь лес. Вероятно, увидел наконец тех, кого преследовал.
«Собака — друг человека! — скептически подумал Михаил, спокойно поднимая винтовку. — Друг… а гонится за человеком так, словно хочет проглотить его живьем. Нет уж! Собака становится тем, кем ее делают люди — другом или врагом!»
На мушку выскочила серая с бурым отливом огромная овчарка. Уши черные, навостренные. Глаза горят раскаленным стеклом. И вдруг она словно сорвалась в очередном яростном прыжке и распласталась, больше не тявкнув. Тут же упал ведший ее на поводу немец автоматчик. И тогда поляну раскололи почти одновременно два выстрела.
— Ты был так уверен во мне, что стрелял сразу в немца, — дружелюбно покосился Михаил на сибиряка и поднял руку, дав знак не стрелять.
Но стрелять пока было не в кого. Немцы не показывались.
